Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

Не было на празднике жизни и Вольдемара. И, чем дольше отсутствовали Заболонский и Лебедева, тем мрачнее становился Акакий. Хоть бабушку Селестину и не посещали больше предчувствия, ему казалось, что добром этот день не закончится.

И точно.

Самому лютому врагу, самому злейшему своему недругу Мерзлихин, может быть, и пожелал бы такой участи. Но уж точно не себе! Но...

Что он мог поделать, если Карина, красавица Карина, любовь всей его жизни, его ночная грёза, его мечта вошла в разукрашенный коридор, придерживаясь за локоть Вольдемара Заболонского?

В первый миг Акакий даже не понял, что происходит. Улыбнулся, шагнул навстречу и отвесил поклон, соответствующий одеянию. Увидел, оценил, осознал, впитал и навечно впечатал в память огненный образ Карины -- алые губы, алый свет в глазах, струящееся алое платье, переливающиеся радужными бликами кудри, рассыпающиеся по белым мраморным плечам, и длинная, стройная нога в разрезе платья, и лёгкое пламя шарфа вокруг нежной шеи, так манящей отчётливо проступившими артериями...

А потом... это было как удар об асфальт при падении с крыши двадцатиэтажного дома. Акакий падал. Акакий знал, с чем сравнивает.

Изящная рука Карины, украшенная идеальными алыми ногтями, легонько придерживалась за локоть Вольдемара!

Карина улыбалась и смотрела куда-то мимо Акакия. Она, в который уже раз, проходила мимо него!

Просто -- мимо. Как будто его тут и вовсе не было.

Что было потом? О, потом Мерзлихин нахамил Светочке и Галочке. Вызвал Рауля на дуэль. Заработал затрещину от Степана. Осознал себя в компании Паши-диктора и Севы. Поставил фингал Паше. Схлопотал пощёчину от Севы. Прибился к компании уборщиков, распивающей пиво литрами. Смассовал их на какой-то невероятный рейд по ночной Москве...

Стёпе и Раулю недолго удалось сохранять обиду на друга. Они же прекрасно понимали, чем вызвана его агрессия -- и, кстати, не понимали, зачем Карине было приходить под ручку с Заболонским, если в коридорах студии она очень скоро прилюдно опустила его, парой кратких фраз обрисовав характер и манеры Вольдемара, с которыми лучше и не прикидываться частью нормального общества.

Мысленно поаплодировав Лебедевой, Степанищев и ле Руж отправились на поиски Акакия.

Куда его могло занести?

-- Мне кажется, что он потащит их на крышу, -- сказал Степан.

-- Да ладно, -- не поверил Рауль. -- После того, как нас там... э-э...

-- Ну... -- засомневался Стёпа, но ле Руж продолжил свою мысль:

-- ...после того, как мы там попали в переделку... всё-таки да, у него сейчас как раз такое настроение, в котором он захочет пережить заново...

Степан фыркнул:

-- Тогда чего же мы ждём?

Лица новых друзей выплясывали перед глазами дикие пиратские танцы. Акакий прекратил попытки запомнить, кого и как зовут, усвоив новую норму обращения "эй, ты! Да не ты, а ты!" Его совершенно не напрягало, что и сам он тоже стал "эйтыем". Вокруг фантастической каруселью всё быстрее крутилась Москва. Прыгали, мелькали, мчались вскачь улицы, переулки, дома, афиши, витрины...

Видимо, ноги сами вынесли Акакия к родному дому, сами привели на родную крышу. Развлекать новых друзей вампирьими клыками надоело ещё час назад -- они смирились с неизбежным и перестали пугаться острозубой улыбки, а пугать тех, кто тебя не боится, неинтересно.

Крыша же, определённо, впечатляла. Царившие там тишина, темнота и покой ярко оттеняли буйство стремительно пьянеющей компании.

Акакий разорил свой тайничок и в два глотка высосал полтора литра крови, умудрившись при этом перемазать случайную девицу, которую заботило содержимое его высоко аутентичных, покроя XIX века, брюк, и ни капли не пролить на белоснежную рубашку. А где сюртук? Где синий, двубортный, шикарный?!. Нету, нету... потерян! Утерян безвозвратно! А где платок? Где шейный, белоснежный?.. а, нет, вот они, и сюртук -- на полноватом коротко стриженном пареньке, и, похоже, уже лопнул подмышками. И платок, платок перетягивает талию сбрызнутой кровью девахи...

Голову начинало сдавливать, пока ещё аккуратно и бережно, с висков. Акакий знал, что закончится это дичайшей головной болью, но что он мог поделать? Ничего. Ждать. Терпеть. В конце концов, эта жуткая ночь тоже когда-нибудь закончится. И после кошмарного сушняка, когда вдруг захочется выпить всю воду на этой планете, непременно наступит облегчение.

Ну и что, что его так назвать можно будет только с большой-большой натяжкой.

-- А теперь, друзья мои! -- взывал Акакий к мрачному, затянутому тучами небу. -- Теперь давайте праздновать новый год! Что нам, привыкать, что ли, праздновать!