Антон Фарб - РВК

— Вы куда? — обеспокоился мэтр.

— В кусты! — огрызнулся Этьен.

Когда шаги принца стихли в отдалении, Арманд де Тьенсегюр поворочался, укутываясь в плащ, и проронил с ленцой:

— Объясните мне, мэтр… На кой дьявол мы тащим за собой этого юнца?

— Настанет день, и тайна сия перестанет быть тайной… Всему свое время, шевалье, — маловразумительно ответствовал мэтр.

— Ну да, ну да… — проворчал Арманд. — Толку с ваших тайн… Мало того, что паренек труслив, как заяц, так он еще и наглеть начал! Скоро учить нас станет… Монаршья кровь!

— От дерзости до смелости — один шаг. И отрок наш зело храбрым оказаться может! — велеречиво заявил мэтр и добавил уже нормальным тоном: Ему просто пообвыкнуть надо малость… А там, глядишь, и выйдет из него толк.

В лесу что-то протяжно завыло и раздался пронзительный визг. Потом по направлению к поляне двинулось что-то громадное и неуклюжее, если судить по производимому шуму.

— М-да? — с сомнением уточнил шевалье. — А по-моему, толк из него уже весь вышел. Бестолочь осталась…

Предмет этого обсуждения выскочил на поляну с дико вытаращенными глазами, расцарапанным лицом и полуспущенным штанами.

— Там… там… — выпалил Этьен, жадно хватая ртом воздух и вращая побелевшими от ужаса зрачками. — Там… Там в кустах!..

В кустах сидел я, и когда этот вьюнош направился прямиком к облюбованному мною боярышнику, на ходу расшнуровывая гульфик, я от негодования взвыл не хуже оборотня, заодно соорудив для неблагодарного зрителя пару пылающих глаз рубинового оттенка. Эффект превзошел все ожидания: сопляка как ветром сдуло, и если шевалье не попрется выяснять, что же так напугало принца (а он не попрется), то до утра можно будет спокойно покемарить.

Устал я за эти пять дней зверски. Подопечные мне достались аховые: из всех неприятностей они умудрялись влипать в самые худшие, и вытягивать их каждый раз приходилось на пределе моих возможностей. Последний фокус с ольхой стоил мне двух дней полной темпоральной слепоты: попробуйте-ка сгноить в пять секунд корневище вполне здорового дерева, чтобы принцу Этьену было за что ухватиться! Та ольха еще век бы простояла, если бы не тупая кикимора, которой приспичило поживиться одним из моих авантюристов…

Разумеется, после такого искажения темпоральных связей в данном измерении Континуума и речи быть не могло о прогнозировании грядущих событий. Впрочем, я и без этого мог с уверенностью сказать, какая очередная пакость подстерегает отважную троицу героев: вервольф, вот уже два часа нарезавший круги около поляны, к утру наберется смелости и нападет на сладко посапывающих приключенцев, а я, скорее всего, натравлю на него того волчару, которого благородный шевалье де Тьенсегюр спас из капкана позавчера… Если найду эту скотину. Ну-ка, где тебя носит? Ага, понял… Не так уж и близко.

Территориальное прощупывание тоже далось мне с трудом: сказывался перенос трактира за тридевять земель… Если так пойдет и дальше, то я очень скоро окажусь совершенно нетрудоспособным. Про свой внешний вид я вообще молчу: дека у меня отсырела, струны провисли, а от полировки остались одни воспоминания…

Эх, разве об этом я мечтал в тот день, когда впервые переступил порог Департамента?..

Холеный, лоснящийся Стейнвей цвета старой слоновой кости оторвал взгляд от заявления и посмотрел на меня.

— Желаете, значит, служить в Департаменте? — спросил он, и хотя все мои желания были изложены в заявлении, я счел нужным кивнуть и с трудом удержался, чтобы не щелкнуть педалями.

— Так-так, — пробормотал Стейнвей и снова принялся изучать мое заявление.

Я напряженно ждал. Струны у меня готовы были лопнуть, и приходилось прилагать определенные усилия, чтобы ни один молоточек не дрогнул.

— Ну что ж, — наконец изрек Стейнвей, обратив на меня свой ажурный пюпитр. — Не вижу препятствий. — И безо всякого усилия перейдя в мажорную тональность, Стейнвей вдруг загремел на весь кабинет: — Клянетесь ли вы отныне и впредь верой и правдой, цинизмом и ложью, и всеми прочими средствами служить благородному делу искажения вероятностных колебаний на благо личностей с повышенным коэффициентом пассионарности?

— Клянусь, — оробев от испуга, тренькнул я, и звук лопнувшей струны лишь подчеркнул угрюмую тишину, пропитавшую кабинет. Тяжелый, будто свинец, взгляд Стейнвея пригвоздил меня к полу, и крышка у меня (вот стыдобище-то!) скрипнула.

— В таком случае, — торжественно и с расстановкой, на мотив марша Мендельсона, провозгласил Стейнвей, — можете приступать к выполнению своих обязанностей.