Леонид Моргун - Найти филумбриджийца

— Куда это ты запропастился, бездельник! — заворчал он при виде меня. — А ну, марш немедленно домой!

— Но, папа, мы только…

— Не папа, а гражданин начальник порта! — загремел он. — Если через полчаса ты не будешь на работе, я влеплю тебе строгача с занесением!

Пришлось подчиниться. У папы «строгач» означал как минимум двое суток домашнего ареста, да еще без сладкого. Ниф-Ниф подхватил меня своим мощным щупальцем, для верности я еще привязался к нему ремнем — и мы помчались домой со скоростью хорошего истребителя, оставляя за собой длиннющий шлейф грязно-бурого дыма.

— Что, прилетает большая летучка? — спросил меня Ниф-Ниф по дороге.

— Наверное, — ответил я. — Хотя для «Стромбрейнджера» еще рановато, он ведь только на той неделе улетел.

«Стормбрейнджером» именовался контейнеровоз, который регулярно снабжал нас продуктами и оборудованием, а взамен получал цистерны с самородной ртутью. Оказалось, что к нам в гости пожаловал корабль из метрополии и привез с собой нескольких весьма важных гостей. Отец уже вырядился в парадную форму, заставил и меня одеться поприличнее. На космодроме было много встречающих, и народ все прибывал.

Уже сидя за рулем трапа, убранного для такого случая цветами и коврами, я узнал, что, оказывается, Филумбриджу присвоили статус «добровольно присоединившейся территории» и теперь к нам прибывает генеральный консул аж с самой Земли. Никто толком не знал, как его встречать, но на всякий случай все разоделись, приготовили банкетный зал, запаслись отчетами о проделанной за истекший год работе. Директор ртутного комбината Харви Шунбром отдал под апартаменты консула свой летний домик. В скором времени на поле приземлился спускаемый модуль со звездолета, который парил высоко над нами. Когда пламя под дюзами опало, я подъехал к модулю. Отворился люк, и по трапу спустились двое в скафандрах. Один из них, едва завидев меня, бросился мне на шею, набив мне при этом изрядную шишку на лбу стеклом своего гермошлема.

— Эдди! — закричал он. — Ты не узнаешь меня, старый кенарь?!

Как я мог не узнать его? С Бустиньелем Ламермуром мы учились на Альтаире и два года прожили в одной комнате. По числу двоек и прогулов он был вторым на факультете, ибо на первом месте неизменно шел ваш покорный слуга.

— Буст! — воскликнул я. — А ты какими судьбами?

— Два года коптил потолки в МИДе, а теперь вот забросили консулом на периферию. А ты здесь чем занимаешься?

— Сторожу порт. А еще выдаю багаж, проверяю и компостирую билеты…

— Чепуха, — засмеялся он. — Я подыщу тебе местечко получше. А пока познакомься, мой секретарь Конститусьон Слависски.

— Можно просто Конни, — сказала второй космонавт и протянула мне ладошку.

Это была девушка, и притом прелестная, насколько позволял разглядеть скафандр. А мне достаточно было только взглянуть в ее бездонные синие глаза, увидеть ее милую застенчивую улыбку, разглядеть прядку пшеничных волос, выбившуюся из-под капюшона, — и я сразу понял, кого ко мне столь долгие годы призывало мое поэтическое воображение.

Встреча получилась на славу, Шунбром произнес торжественную речь, которая была у него заготовлена с незапамятных времен, и он угощал ею каждую комиссию. Стоит ли уточнять, что она была написана мной еще в годы студенческой юности и с тех пор не претерпела ни малейших изменений. Правы был древние римляне, говоря, что «ars longa vita brevis» [1] Жизнь коротка, искусство вечно (лат). .

Буст в свою очередь разразился полуторачасовой тирадой, в которой вкратце обрисовал жалкое существование нашей планеты в качестве колонии и восхитительное будущее, которое сулит ей присоединение к Интерспейсу. Правда, он постоянно вместо Филумбриджа называл какой-то Куфорньенг и нас упорно продолжал именовать куфырнианами, но все делали вид, что не замечают этого. Потом был банкет и танцы, на которых все веселились от души. Конни очаровала все мужское население бывшей колонии, страдавшей от недостатка женского пола. Я, стоя в уголке, любовался тем, как она исполняла все эти новомодные танцы, которые теперь считаются чопорными, но мой старик полагал их верхом разврата. И тогда я впервые за всю жизнь пожалел, что так и не научился танцевать.

Утром следующего дня я зашел к Бусту, помог ему прибить к фасаду домика здоровенную черную с бронзой вывеску «Генеральное консульство Интерспейса», подвесил на крышу флаг Интерспейса и остался позавтракать. Консульский паек был изобильным. Такого мы не едали даже по праздникам. Но кусок не лез мне в горло, я во все глаза любовался красавицей Конни и вполуха слушал болтовню своего приятеля.