Гарри Гаррисон - Новые приключения Стальной Крысы

— И какого же рода этот свет? — осведомилась Анжелина.

Я с улыбкой поклонился внимающей женской аудитории.

— Все долги будут уплачены. Эти добрые люди и их свиные подопечные обретут новую родину на райской планете, купающейся в лучах солнца. Добро побеждает!

В ответ на восторженные овации я поднял сжатый кулак над головой и потряс им в победном салюте. Анжелина заговорила было, но я ее опередил.

— И это еще не все! Вдобавок прямо сейчас сюда мчится наш добрый сын Боливар, дабы распорядиться финансами и механизмом договора!

— Джим… Не может быть!

— Может, любовь моя, очень даже может! Лучась от радости, она подалась вперед и с чувством звонко чмокнула меня в щеку под бурные аплодисменты зрителей. К счастью, она подалась вперед не настолько далеко, чтобы увидеть скрещенные у меня за спиной пальцы обеих рук.

О, только бы так оно было, о силы, правящие вероятностью, сотворите, чтобы ложь во спасение стала явью.

О, пожалуйста, пусть это случится — или Скользкий Джим ди Гриз вправду в глубоком-преглубоком экскременте.

Анжелина задумалась, наморщив лоб, и не без причины. В моем воодушевленном словоизвержении было больше дыр, чем truo [2] Тонкая игра слов. В переводе с эсперанто truo означает «дыра», но англоязычному читателю напоминает true — то есть «истинный». в сыре. Я хмыкнул и развернулся, бросив через плечо:

— Извини, некогда чаи распивать. Боливар просил провести для него инвентаризацию корабля. Вернусь без промедления.

Будь у меня совесть, я бы не устоял под гнетом всей своей невинной лжи. К счастью, избрав путь преступления, я благополучно сбросил это бремя с плеч.

Но я в самом деле хотел поглядеть, в каком состоянии пребывает судно. Осмотр я начал с навигационной палубы, мало-помалу подбираясь к машинному отделению. Входя в один шумный отсек за другим, открывая одну облупившуюся дверь за другой, я все больше падал духом. Начать хотя бы с того, что вахту вроде бы никто не нес. Ни на одном из постов не было ни души, лампы либо притушены, либо вообще перегорели. Повсюду грязь. «Роза Рифути» оказалась дырявой космоплавающей лоханкой. Следы экипажа обнаружились лишь на жилой палубе. Распахнув дверь с надписью «ВОШЕДШИЕ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ БУДУТ РАССТРЕЛЯНЫ», я едва устоял на ногах под напором миазмов протухшей еды, закисшего пота и перегара наркоты. Пинками расчищая путь среди разбросанных подносов и смятых емкостей от напитков, я пробился к койке обтерханного неряхи, курившего зеленый косяк, наслаждаясь скрипучей записью угледобывающе-сталелитейной музыки. Пинком сбив плеер на палубу, я раздавил его каблуком. Подняв голову, небритый меломан буркнул:

— Ekmortu stultulo!

Сиречь сдохни, дурачина! Терпение мое, до сих пор державшееся буквально на соплях, лопнуло. Рывком стащив его с койки за шиворот засаленного комбинезона, я потряс замухрышку, как терьер крота, изрыгнул трехэтажное проклятье, и, будто этого мало, появившийся скальпель вырос перед его выпученными глазами.

— Только дыхни, и ты труп, — прорычал я гласом рока.

Лишь когда его лицо посинело от начинающегося цианоза, я отшвырнул его на койку, где он со всхлипом перевел дыхание.

Пылающим взором я окинул передрейфившую команду, валявшуюся вокруг на изгвазданных койках.

— А теперь слушайте! Я только что купил это космическое корыто, и я новый владелец. Будете делать, что прикажу, или… — Моя кисть дернулась, и скальпель, промахнув комнату, тюкнулся в дальнюю подушку — в каком-то миллиметре от ошарашенной физиономии матроса.

Развернувшись на пятке, я принял боевую стойку карате, испепеляя взором окончательно запуганных членов команды.

— Кто-нибудь не согласен?

Разумеется, таких не нашлось. Раздув ноздри, я медленно повернулся, переводя взгляд с одного на другого. Прошел через весь кубрик и забрал скальпель.

— Меня зовут Джеймс ди Гриз. Можете звать меня «хозяин» — НУ-КА, ДРУЖНО!

— Да… хозяин… — раздалось нестройным хором.

— Хорошо. Сейчас я осмотрю остаток корабля и вернусь ровно через час. К этому времени вы уберете этот свинарник, помоетесь, побреетесь и приготовитесь быть лояльной командой — или умереть…

Последние слова прозвучали настолько холодно, что исторгли единодушный стон матросов, закачавшихся, будто деревья на ветру. На этой патетической ноте я вышел, чтобы продолжить удручающую инспекцию этого липового звездолета.

Машинное отделение оказалось последним. Несмазанные дверные петли скрипели, как везде. Мои барабанные перепонки задрожали от рева: