Терри Пратчетт: Движущиеся картинки

— Ну например? — спросил Себя-Режу. Курильщик призадумался.

— Скажем… к примеру… «Эй, я кое-что открыл!!!»… или… «Ура!!!»

— Нет, я-то говорю об этом чудике, из Цорта, что ли. Он сидел у себя в ванне, а тут ему и пришла идея. Он и выскочил на улицу, да как завопит!

— Что завопит?

— Не знаю. Может, «Срочно дайте мне полотенце!»?

— Пари держу, попробуй он на нашу улицу голышом выскочить, еще бы не то завопил, — живо подхватил Себя-Режу. — Кстати, дамы и господа, у меня тут такие сосиски в тесте, что от них вы…

— Эврика, — промолвил покрытый копотью алхимик, раскачиваясь взад и вперед.

— Что — эврика? — не понял Себя-Режу.

— Вот это слово. Эврика. — Неуверенная улыбка осветила его почерневшее лицо. — Это означает «Нашел».

— Что нашел?

— Что-то да нашел. Во всяком случае, я точно нашел. Октоцеллюлозу. Потрясающая штука. Я ведь ее в руке держал. Просто слишком близко к огню поднес. — Алхимик вдруг начал говорить задумчиво, растягивая слова, как при контузии. — Очень важный факт. Надо записать. Не допускать нагревания. Очень важно. Надо записать этот очень важный факт.

Спотыкаясь, он побрел к дымящимся развалинам.

Достабль смотрел ему вслед.

— Ну и что бы это значило? — недоуменно спросил он, потом пожал плечами и громко закричал: — Пирожки с мясом! Горячие сосиски! Сосиски в тесте — нежные, как самое нежное свиное место!

За происходящим наблюдала, сверкая и скручиваясь спиралью, прилетевшая с холма мысль. Алхимик даже не подозревал о ее присутствии. Знал только, что сегодня он был необыкновенно изобретателен.

Ее же привлек ум торговца. Она была знакома с таким складом ума. Ей нравились такие умы. Ум, пригодный для торговли пирожками из ночного кошмара, без труда справится с торговлей грезами.

Она рванулась ввысь.

А на далеком холме легкий ветерок игрался с остывшим серым пеплом.

Ниже по склону, во впадине, где из трещины в камне тянулся вверх крохотный кустик можжевельника, заструилась тонкая струйка песка.

Известковая пыль тонким слоем припорошила стол Наверна Чудакулли, аркканцлера Незримого Университета, и случилось это как раз в ту минуту, когда он трудился над какой-то особенно затейливой мухой для рыбалки.

Он выглянул из окна с цветными стеклами. Дымное облако поднималось над окраиной Морпорка.

— Казначе-е-ей!

Запыхавшийся казначей появился через несколько секунд. Он терпеть не мог взрывов.

— Это алхимики, мэтр, — едва выговорил он, пересиливая одышку.

— Уже третий раз за эту неделю. Проклятые пиротехники, — пробурчал аркканцлер.

— Боюсь, что так, господин, — ответил казначей.

— Чем они там думают?

— Не могу сказать, господин. — Казначей, наконец, перевел дыхание. — Алхимия меня никогда не привлекала. Слишком уж она… слишком…

— Опасна, — твердо заключил аркканцлер. — Вечно они что-то смешивают, приговаривая: «А что, интересно, будет, если добавить сюда каплю этой желтой бурды?» После чего неделями ходят без бровей.

— Я хотел сказать — непрактична, — поправил казначей. — Алхимики массу времени и сил тратят на то, чего можно добиться с помощью самой примитивной магии.

— Я думал, они пытаются гранить философские камни или что-нибудь в этом роде, — заметил аркканцлер. — Чушь все это, скажу я тебе. Ладно, меня уже нет.

Увидев, что аркканцлер начал бочком отступать к двери, казначей быстро устремился наперерез, протягивая пачку бумаг.

— Пока ты не ушел, аркканцлер, — предпринял он отчаянную попытку, — может быть, подпишешь несколько…

— Не сейчас, дружище, — прервал его аркканцлер. — Пора бежать. Надо повидать одного знатока лошадей — как ты на это смотришь?

— Как я смотрю?

— Вот и я так же. Дверь за ним закрылась.

Казначей посмотрел на дверь и вздохнул. За долгие годы своего существования Незримый Университет знавал всяких аркканцлеров — больших и малых, хитрых, полоумных и вовсе безумных. Они приходили, занимали свой пост (правда, иногда пребывали на нем так недолго, что художник даже не успевал дописать парадный портрет для Главного зала) и умирали. Волшебники редко когда задерживаются на высоких магических постах — здесь перспективы примерно такие же, как у испытателя пружинных ходулей на минном поле.

Казначей, впрочем, большой беды в том не усматривал. Имена могут время от времени меняться, считал казначей, лишь бы всегда был какой-нибудь аркканцлер, который бы исправно подписывал бумаги — и предпочтительнее, с точки зрения казначея, подписывал не читая.