Сергей Панарин - Флаг вам в руки!

«Мозги промыли! — смекнул Палваныч. — Шпионы-диверсанты, забодай вас Хейердал! Секретов Родины захотели? А вот и хрен вам, а не секреты! Ведь думаю-то я по-русски! Выкусили, химмердоннерветтер? Господи… Так я тоже — шпион?!»

Последняя мысль заставила прапорщика окончательно сконфузиться.

Старушка с интересом наблюдала разыгрываемый на лице Палваныча спектакль.

— Ты, служивый, не горячись, — она успокаивающе похлопала Дубовых по плечу. — Смятение твое вижу, помочь не могу. Но приглашение все же прими.

Палваныч на деревянных ногах вошел в домик. Внутри было уютно, чисто и тепло, пахло свежей выпечкой. В единственной маленькой комнатушке стояли кровать, стол, три стула, скамья и шкаф. В углу размещалась старая каменная печь. Возле двери притулилась кадка, за ней метла и прочая утварь.

Старушка усадила прапорщика за стол, застеленный белой скатертью, засуетилась, доставая из шкафа и печи снедь.

— Ну, рассказывай, Пауль, сын Йохана, куда путь держишь, — спросила бабка, когда Палваныч откушал пшенной каши с мясом и запил ее слабым вином.

«Йоханый Пауль! Дожил…» — обреченно подумал прапорщик, скорбя о потерянных русских имени-фамилии.

— Беглого рядового ищу, — ответил он. — Солдат прихватил знамя и личное оружие, в нарушение устава самовольно покинул пост… Ты его не видела?

— Отчего же не видела? Видела. Вчера вечером забредал. Крышу мне обломал, окаянный. Я бы его поймала, но он не в моем вкусе, — ведьма перехватила удивленный взгляд прапорщика и игриво отмахнулась. — Я имею в виду, костлявый больно. С его мослов разве навар? Кстати, как тебе кашка?

— Вкусная, — насторожился прапорщик.

— Да ты не бойся, на кабанчике варена, — мелко рассмеялась старушка, отчего кончик ее крючковатого носа потешно затрясся. — А мальчик твой воровства своего, очевидно, застыдился и задал изрядного стрекача, мое тебе почтение! Но палку красную с материей не бросил, дорожит ею. Он у тебя, кажись, не в себе немного, да?

— Сама ты не в себе! — Палваныч стукнул по столу кулаком. — Он знамя полковое не бросил, а не «палку красную». А дороже полкового знамени…

— А! Дорогое, значит, вот и не бросил. И сколь за него дают? — Бабка хитро прищурилась.

— В иное время и расстрелять могли, не то что срок дать. Но ты мне зубы не заговаривай…

— А на кой их тебе заговаривать?! — удивилась старушка. — Они у тебя все здоровые, которые не золотые!

Дубовых гордился своими зубами. За годы службы он поменял почти половину и вставлял только золотые, чем хвастался даже перед рядовыми. Сейчас же насторожился:

— Ты и в зубы мне уже поглядела?

— Конечно, — не моргнула хозяйка. — Ты когда меня увидел, совсем голову потерял. Рот раскрыл, глазами завращал. Тут-то я посчитать и успела. Ты мне сразу понравился. Ты такой… прямой и надежный…

Прапорщик отодвинулся.

— Ну, бабка, ты и даешь! Все нормы износа просрочила, а туда же…

— Тьфу, безобразник! Чего удумал… — насупилась старушка, впрочем, не без кокетства. — Ты мне дров лучше наруби, полюбовничек! А то, как кашку жрать, так милости просим, а как бедной одинокой женщине помочь, так недосуг…

У Палваныча отлегло от сердца.

— Дров — это я завсегда, — с облегчением пообещал он.

— Топор в кадке, — щербато улыбнулась бабка. Нельзя сказать, что Павел Иванович Дубовых слыл большим поклонником физического труда. Но в охотку, точнее, ради собственной выгоды, он мог совершить не один трудовой подвиг. Нынче же, естественно, наживой не пахло. Другое дело, организм: он требовал нагрузки мускулам и расслабления мозгам. В последние несколько часов прапорщик думал и удивлялся столько, что на полжизни хватило бы.

А еще — воздух. Волшебный хвойный воздух пьянил и прибавлял энергии.

Палваныч работал, словно маленький сдобный Терминатор. Размеренно, почти механически поднимался и опускался топор, щепки разлетались от начинающего крениться ствола. Легко, как пушинки, отскакивали от поваленной сухой лесины ветки… Топор у бабки был славный: острый, с удобным длинным топорищем. Знатный инструмент, в любом хозяйстве пригодится.

«Найти салагу, — думал в такт ударам прапорщик, — обязательно найти салагу, и — обратно. Небось, не шпион он никакой… Спасать его срочно нужно! Там, на поляне, обязательно есть потайная дверь или что-то еще… Однозначно, по-другому никак…»

За день Палваныч нарубил поленницу, по размерам сопоставимую с пряничным домиком. А уж дум передумал — за целый НИИ. Устало сев на полено, прапорщик порылся в кармане кителя и достал опустевшую пачку «Беломора». Оставалось две папиросы. Бережно взяв одну, Палваныч прикурил от зажигалки. Блаженно затянулся. Почувствовал, как измотался.