Борис Штерн - Записки динозавра

Наконец, дьяволом могу быть я.

Это неожиданная…

Это неожиданная и важная мысль. Но я обдумаю ее позже – ночью в гостинице.

Скоро будет развязка.

Скоро будет автомобильная развязка с железной дорогой, где трасса ныряет в тоннель и сворачивает на Кузьминки. Это самое удобное место для засады. Именно это место выбрал для засады артиллерийский офицер в сорок первом году, и я еще с утра предполагал, что ОН нападет именно здесь, но ОН почему-то поджидал у водохранилища.

ЕМУ виднее.

Мы въезжаем в нутро тоннеля под железной дорогой, а над нами, как смерч, проносится товарняк с углем. Синий вертящийся светлячок милицейского «жигуля» служит нам ориентиром в этой черной дыре, и я точно знаю, что ОН уже раскусил мою наживку и вернулся, чтобы повторить нападение. Я точно знаю, что ОН притаился за насыпью с той стороны тоннеля, но даже не могу предупредить водителя об опасности, потому что не могу выглядеть дураком и предвидеть нападение атмосферных явлений.

Вот и развязка…

Я вижу его!..

Я наблюдаю отливающий ртутью шар не больше футбольного мяча, который стремительно атакует нас, прижимаясь к трассе. Он тащит за собой длиннющее облако грязной воды и снега. Это явление по всем признакам смахивает на шаровую молнию и целится прямо в черную дыру тоннеля…

Мы в западне.

Я вижу, как милицейский «жигуленок» успевает развернуться поперек трассы, и прикрывает своим телом наш автобус. Олин «Запорожец» врезается «жигуленку» в бок, задрав, как лапки, задние колеса. Шар ослепительно вспыхивает, не спеша прошивает насквозь обе машины и, рассыпая красные раскаленные брызги, устремляется к нам в ветровое стекло.

Водитель жмет на все тормоза, и-в-ав-то-бу-се-на-сту-па-ет-не-ве-со-мость…

Я плавно воспаряю из кресла и начинаю лететь какими-то сложными «вверхтормашками» в кабину водителя, головой в стекло, но Космонавт успевает проснуться и повалить меня в проход на коробки с тортами. Сам он падает на меня сверху и пребольно царапает мою щеку твердым генерал-майорским погоном. Вспышка впереди нарастает, мир становится круглым и ослепительным с искрами по краям, раздается оглушительный взрыв, будто по автобусу ударили прямой наводкой, потом меркнет свет, и в наступившей кромешной тьме начинают происходить какие-то чудеса: с потолка, лениво трепыхаясь, на меня падает толстый зеркальный карп.

Во-от такой!

Он шлепается мне на бороду и начинает мокрым хвостом хлестать меня по щекам…

Хорошо устроился! Пшел вон!

Космонавт сгоняет с моей бороды эту невесть откуда взявшуюся летающую рыбу. Темно, мокро, глупо, ничего не слышно. Мы лежим и оглоушено отдыхаем в проходе.

Где моя шапка, где что…

На мою левую щеку давит генеральский погон, правая устроилась в мягком раздавленном торте, а прямо в нос мне целится выпавший из пальто наган.

«Это чей наган?» – я не слышу, но читаю вопрос по губам Космонавта.

«Мой».

Он меня тоже не слышит и отводит пальцем ствол нагана от моего носа.

Я слизываю крем с усов. Торт, кажется, киевский, с орехами.

Какой-то цирк.

На крыше автобуса раздается такой грохот, будто там пляшет тысяча чертей, а за выбитыми окнами начинают падать с неба зеркальные карпы и караси, переходящие в ливень вперемежку с кусками льда и каким-то шифером. В самом деле, цирк на дороге! Спешите видеть! Рыба танцует на крыше и проваливается к нам в автобус через оплавленную дыру от сбежавшей шаровой молнии. Небо в дыре начинает проясняться.

– Ой, сколько рыбки! – пробивается сквозь грохот голос мальчишки.

Я тянусь к нагану, но Космонавт уже успел прибрать его в свою шинель. Хитер, марсианин. Он приводит в чувство оглушенного водителя, а Татьяна счищает с моей бороды торт рукавом норковой шубки, вместо того, чтобы достать носовой платочек. Маринка перелезает через нас и мчится под рыбным дождем спасать своего Олю Белкина. Тронько Андрей Иванович аккуратно поднимает меня, ставит на ноги и нахлобучивает мне на голову шапку.

– Где моя трость? – сердито спрашиваю я.

– В руке, – отвечает Татьяна.

Верно, в руке, я ее не выпускал. Опираюсь на трость, разглядываю трассу через ветровое стекло, которого, впрочем, уже не существует в природе – стекло исчезло, испарилось, лишь болтаются черные резиновые прокладки. В автобусе сквозит, как в проходном дворе. Я простужусь, заболею воспалением легких и умру мучительной смертью, потому что я опять слаб, стар, наган у меня конфискован, и я не знаю, как его возвратить. Я опять безоружен.