Дмитрий Смирнов - Геракл без галстука

Кастор и его брат-близнец Полидевк носили молдавскую фамилию Диоскуры, но считались сыновьями Зевса. Не в том смысле, в каком многие современные дети считаются детьми летчиков или космонавтов, а документально, подобно тому, как Геракл с Ификлом. Правильнее сказать, наверняка было известно, что Зевс в их рождении поучаствовал, но в какой степени и в чьем именно — этого никто не знал. В отличие от случая с Гераклом самолично провести четкую границу, кто где и кто чей, небожитель не удосужился, а генетическую экспертизу в старомодном греческом обществе использовали еще не настолько широко, чтобы исследовать подобным образом каждую Зевсову шашню. И каждый из братцев надеялся, что бессмертным окажется именно он, а в лучшем случае, может быть, даже и оба. А значит, и вели себя эти бандиты соответственно.

Как-то раз эта парочка угнала у своих двоюродных братьев Идаса и Линкея, сыновей титана Афарея, стадо коров. Не то чтобы Диоскурам очень нужно было их стадо, но такие уж развлечения были у ребят. Афаретиды Идас и Линкей полагали, что тоже бессмертны, как и все титаны. Поэтому взаимные с Диоскурами кражи и погони были чем-то вроде игры «Зарница» на сельский лад. Каждый понимал, что серьезного вреда он оппоненту все равно нанести не сможет, и противостояние этих дуэтов было не рискованнее матча в теннис пара на пару.

Дети Афарея тоже были непростыми парнями. Идас обладал такой силой, что как-то раз начистил физиономию самому Аполлону, когда тому пришла в голову фантазия положить глаз на Идасову невесту. И если бы Зевс не сказал «брейк», метнув между соперниками молнию, солнечный бог наверняка получил бы в графу «поражения» первый в истории Олимпа крестик.

Линкей был послабее брата мышцей, но зато умел смотреть в корень в буквальном смысле слова. Он мог видеть все, что находится на поверхности земли, под землей и даже под водой. Эдакий рентгеновский аппарат на ножках.

— Я вас всех насквозь вижу, — любил он говаривать окружающим, и это была чистая правда.

Диоскуры, зная о таком умении противника, тем не менее, легкомысленно решили, бросив добычу, переждать погоню в дупле попавшегося им на пути громадного древнего дуба. Линкей, естественно, усмотрел их внутри дряхлой древесины, и Идас, следуя указаниям брата-наводчика: «Трубка шестнадцать, прицел сто двадцать. Пли!», — метнул копье прямо в ствол.

Дуб раскололся надвое, и вот тут-то и выяснилось, что Кастор, оказывается, смертен. Копье Идаса угодило в цель, чему никто рад не был. Потрясенные Идас с Линкеем бежали с поля боя, внезапно поняв, что мир не совсем таков, каким им представлялся, и что и они тоже запросто могут умереть. Так впоследствии и случилось: несмотря на мажорное происхождение, все участники этой истории кончили свои дни трагически.

В виде компенсации морального ущерба Кастор с Полидевком были взяты Зевсом на небо, где работают, по сей день в Зодиакальном театре, изображая на небесном своде знак Близнецов. А Геракл вместе со всей Грецией получил очередной пример, что даже наличие папы в самых верхах отнюдь не гарантия долгой и счастливой жизни. Кроме боевых искусств Гераклу пытались преподавать еще и гуманитарные науки: мама надеялась сделать из него гармоничную личность. Закончилось это плохо и для ученика и для учителей. Пению и игре на кифаре — народной греческой балалайке, сделанной на манер лиры, — Геракла учил известнейший певец Эвмолп, а литературу преподавал Лин, другая тогдашняя знаменитость.

Если Эвмолп был чем-то вроде Иосифа Кобзона эллинской сцены, то Лина можно представить как адаптированный аналог нашего Макаревича, прославившийся тем, что запатентовал изобретение музыкального ритма и мелодии, а также первым догадавшийся записывать свои песни на бумагу. Благодаря последнему Лин считался еще и бардом.

Об успехах истязаемого ими юноши в постижении возвышенных ценностей до нас не дошло никаких сведений, хотя современные филологи могут только позавидовать легкости его программы: ни Достоевского, ни Джойса, ни Сартра, ни даже Вознесенского. Сплошные буколические комедии да героические трагедии, и тех немного.

Неприятность произошла, когда Лин в отсутствие Эвмолпа вздумал дать Гераклу урок игры на кифаре. Добродушный Эвмолп сразу понял, что толстолапому силачу от природы не дано понять, в чем секрет простых мелодий, и спокойно отбывал номер, уныло тираня мальчика сольфеджио и нотной грамотой. А вот витающий умом в зефирах и амурах Лин до этой очевидной мысли дошел слишком поздно.