Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

Кажется, Эдит тоже уловила это ощущение нереальности, словно обыденность отступила на время, оставила нас в этом замкнутом пространстве вдвоем. Почти беспечно она объяснила:

– Нет, читать мысли умею только я. Но не всегда и не у всех. Я должна быть хоть немного знакома с тем, кого пытаюсь прочитать. Чем более знаком мне чей-либо… «голос», тем больше расстояние, с которого я могу расслышать его. Но все равно это расстояние не превышает нескольких километров. – Она помолчала. – Это все равно что находиться в огромном зале, полном людей, которые говорят все разом. Голоса на заднем плане сливаются в гул. Иногда мне удается сосредоточиться на одном из них, но лишь в том случае, если этот человек мыслит ясно.

Так что обычно я отключаюсь от этого гула – порой он здорово отвлекает. И потом, так проще казаться нормальной. Мне постоянно приходится следить за тем, чтобы отвечать не на мысли, а на слова, которые произносит мой собеседник.

– А почему ты не слышишь мои мысли? – полюбопытствовал я.

Она внимательно посмотрела на меня и разочарованно отвернулась. И я вдруг понял: каждый раз, когда она смотрела на меня таким взглядом, она, должно быть, пыталась прочитать мои мысли.

– Не знаю, – наконец пробормотала она. – Возможно, твое сознание отличается от других людей. Как будто ты мыслишь на длинных волнах, а я способна принимать только ультракороткие. – Вдруг развеселившись, она усмехнулась.

– Мои мозги работают неправильно? Значит, я урод? – Ее догадка попала не в бровь, а в глаз. Я всегда подозревал то же самое, и теперь, когда мои предположения подтвердились, расстроился.

– Не знаю, почему ты считаешь себя уродом. – Она рассмеялась. – Ведь голоса в голове у меня, да и то лишь гипотетически… – Ее лицо снова стало непроницаемым. – И мы снова вернулись к разговору о тебе.

Я нахмурился. Как же вести этот разговор?

– Мы договорились быть откровенными друг с другом, – мягко напомнила она.

Пытаясь подобрать слова, я отвел взгляд от ее лица и случайно посмотрел на спидометр.

– Ни хрена себе! – заорал я.

– В чем дело? – удивилась она и огляделась по сторонам, хотя ей следовало смотреть только вперед. Но скорость не сбросила.

– Ты гонишь под сто восемьдесят километров в час! – я все еще кричал.

В панике я бросил взгляд в окно, но было так темно, что я мало что увидел – только длинный лоскут шоссе в голубоватом свете фар. По обе стороны от шоссе высился черный лес, и на скорости, с которой мы неслись, этот лес казался сплошной стеной.

– Успокойся, Бо. – Она закатила глаза, но скорость не сбросила.

– Смерти нашей хочешь?

– Мы не разобьемся.

Я попытался понизить тон.

– Куда ты так спешишь, Эдит?

– Я всегда так езжу. – Она повернулась ко мне и сверкнула улыбкой.

– На дорогу смотри!

– Бо, я ни разу не попадала в аварию, меня даже не штрафовали. – Она усмехнулась и постучала себя по лбу. – У меня здесь антирадар.

– Руль держи, Эдит!

Она вздохнула, и я с облегчением увидел, как стрелка медленно отползла к ста тридцати километрам.

– Доволен?

– Почти.

– Ненавижу ездить медленно, – пробурчала она.

– Это, по-твоему, медленно?

– Довольно разговоров о том, как я вожу машину, – отрезала она. – Я все еще жажду услышать, как ты себе объясняешь все эти странности.

Я заставил себя отвести взгляд с дороги, но не знал, куда теперь смотреть. Пялиться на Эдит было неловко – я понимал, что сейчас мне придется произнести то самое злополучное слово. Наверное, мое беспокойство было слишком явным.

– Я не буду смеяться, – пообещала она.

– Я не этого боюсь.

– Тогда чего же?

– Что ты… рассердишься. И расстроишься.

Она сняла руку с рычага переключения передач и потянулась ко мне – нерешительно, проделав путь всего в несколько сантиметров. Жест-предложение. Я поднял взгляд: убедиться, что правильно понял ее, и увидел в ее глазах мягкий блеск.

– Обо мне не беспокойся, – попросила она. – Я справлюсь.

Я взял ее за руку, она легко обхватила своими пальцами мои всего на секунду, а потом убрала руку обратно на рычаг. Я осторожно накрыл ладонью ее руку, обвел большим пальцем контур запястья. Ее кожа была такой гладкой – нет, не податливой, а гладкой, как атлас.

– Нет ничего страшнее неизвестности, Бо, – прошептала она.

– Извини, я просто не знаю, с чего начать.

Еще одну долгую минуту в машине было тихо, слышалось лишь урчание двигателя и мое сбивчивое дыхание. Как дышит Эдит, я не слышал. Я провел пальцем по краю ее идеальной ладони.