Анастасия Вихарева - Дьявол и Город Крови 2 - кому в Раю жить хорошо…

– Это страх, – объяснил Борзеевич. – Что-то про цепи рассказывают, про ось, в землю вбитую. Снимают они его с тебя, решили на себя тяжесть взвалить.

– Снимают они… Да разве ж так его снимают?! – негодовал Дьявол. – Попомнят они еще свою «доброту», помяните мое слово!

А Манька избам была благодарна. Кто бы еще принял ее с железом, да понес его на себе? И не расстраивалась, когда в очередной раз не могла найти котомку, с тайной радостью позволяя избам чувствовать себя благодетелями. До дворца, в обход гор, оставалось, чуть больше половины пути, и получалось, что железа осталось меньше, чем дорога, а пока избы держали его при себе, оно не мучило и не шло за ней. Без железа она почувствовала себя человеком. Не об этом ли она мечтала?! «Ладно, избы, сами железные ходили, а Борзеевича напугаю, – думала она. – Пусть посмотрит на меня, какая я есть, пусть привыкнет!» И не верила, когда старик доказывал, что за долгую жизнь, начала которой он уже не помнил, насмотрелся и на железных людей, и на медных, и на больных, и на здоровых, и на голых, и раздавленных золотыми одеяниями… – в язвах и беззубую он ее не видел.

К счастью, радио на старика не действовало, но знал о нем много, иногда пытаясь дать совет, как лучше вывести железо на чистую воду.

Огорчало другое…

Манька привязалась к избам, которые сами топились, готовили парную, стол с яствами, были всегда такие теплые, уютные, а, главное, безопасные. Без нечисти они помолодели: бревна стали свежие, с желта, подвалы тучно наполнились всякой всячиной. Мысль, что их придется оставить, расстраивала ее с утра до вечера. Но вампиры опять поднимали голову. Радио слушать она уже научилась, и хоть близость гор глушила основную часть каналов, теперь на всех доступных волнах радиоведущие пугали народ такими-сякими террористами, которые грозили царству-государству концом света…

Впрочем, нет, прозвучало это только раз, сразу после полнолуния. На второй день вампиры одумались, и приписывать героические свойства разбойникам перестали. А говорили, что поджидают некие террористы доверчивых людей, не жалея ни стариков, ни увечных, ни деток малых, и подло убивают всякого, кто проявит к ним сочувствие, простодушно предлагая дом, кров и пищу, и от рук их уже полегли тысячи.

Потом и это переиначили, перестав называть разбойниками. «Разбойник» – в государстве звучало гордо. И, хотя желающих примкнуть к неоплачиваемой оппозиции не нашлось, их с Борзеевичем теперь называли не иначе, как «запрещенные в государстве те-кого-нельзя-упоминать…»

А еще радио пообещало: тому, кто сумеет снесть вражеские головы и доставить во дворец, дадут награду в миллионном исчислении.

И желающие находились. Рядом с благодатной землей постоянно шныряли простодушно соблазнившиеся посулами граждане, но глубоко за границу заходить пока не рисковали, встречаясь с сильной организованной охраной с крепкими зубами, в которую почему-то пули не могли попасть, искривляя свою траекторию.

В общем, ничего нового…

Но Манька расстроилась: за миллионное сострадание ко всем истерзанным ее рукой, будь у нее в избе хоть броненосцы с потемками, ее обязательно достанут, не дав зажить тихой спокойной жизнью. За такую награду желающих найдется, хоть отбавляй, и даже Дьявол не защитит, если найдется достойная нечисть. Научить или подсказать, еще куда ни шло, а выступить против нечисти права не имел. И против человека остерегал, убивец в Аду автоматически попадал в разряд попирающих землю, когда Дьяволу вменялось карать нарушителей сурово. Разве что, при личной встрече разрешалось:

А) – оплатить добром за зло,

Б) – вернуть злое,

В) – поставить доброе, как щит.

Были и другие варианты, но Дьявол их не рассматривал, считая сверхъестественными.

Такую награду, в которую оценили ее голову, она и в мечтах побоялась бы на себя приложить – прямо хоть сама беги сдавайся. Выходило, что вампиры выбора ей не оставили: теперь пронырливой Помазаннице придется еще за оборотней отчитываться, объяснять, что сами пришли, сами себя поубивали, и ее вины тут нет. Но она все же еще надеялась уладить дело миром, а если повезет, помириться с душою свою, объяснив, что трудная жизнь его, которая натолкнула на мысль стать вампиром – чистое недоразумение, и мешать семейному счастью с Ее Величеством она не собирается.

Пусть вампир – но человек же!

Борзеевич только головой качал, когда она высказывала ему свои соображения. Он сомневался, что им простится армия оборотней. Она не унывала, но как-то пустила стрелу, поискав образную цель Матушки всея государства. Стрела полетала-полетала и вернулась, ударившись оземь, чуть не пришибив ее саму – едва успела увернуться.