Ирина Орлова - Змеиный Зуб

Валь прекрасно знала, что тут делают старики Герман и Дала Моррва. Они пришли, чтобы назидательно сидеть. Чавкать, медленно пережёвывая геркулесовую кашу, бросать тяжёлые взгляды на поблекшее убранство Видиров и кутаться в несвежие клетчатые шали. Виконты Моррва уже не первый год трудились на кладбище своими руками. Для Змеиного Зуба это было нормально; аристократы не боялись чёрной работы. Для них куда важнее было, что они выполняют важные для островной жизни функции и не нанимают иммигрантов за три гроша. Но Вальпурге они, по всей видимости, хотели продемонстрировать, что пока она платит чужеземной горничной, руки её по-прежнему слишком белы для жены, что не приносит семье никакого дохода.

А теперь ещё и этот инцидент.

Глен сидел мрачнее чёрных вулканов. Что-то попало ему между зубов, и он ковырялся меж них зубочисткой. Он вернулся поздно ночью, пешком, без двуколки и без тарпана, пьяный, как странствующий рендристкий проповедник. Как нетрудно было догадаться, в темноте он не вписался в поворот и грохнулся с серпантина, ведущего из Брендама в пригород. Мерин сломал обе передних ноги и его пришлось прирезать, а двуколку – переквалифицировать в дрова.

– Да что ж такое, – прошипел Глен и отложил зубочистку. – Не могу понять, что это.

– Может, таракан какой, – сочувственно сказала леди Дала. Шевелюра у неё была уже не та, и поэтому её змеиная коса начиналась не надо лбом, а вверху затылка, а затем, спускаясь вдоль шеи, не оставалась позади, как принято, а с некоторой долей женского кокетства ложилась сбоку на левое плечо. В её присутствии Валь интуитивно избегала красивых каскадов из косичек, поскольку леди Дала явно мучительно переживала выпадение волос.

Это мучение изливалось наружу желчью.

– Потому что от этой твоей тененски можно ожидать чего угодно. Она может легко кобру с ужом перепутать, не то что геркулес с тараканами. Я слышала, что делать такие пакости нарочно в их характере.

Валь терпеливо помалкивала.

– Эми так делать не будет, – неожиданно для всех пробурчал Глен. Но, зная его, Валь совершенно не радовалась, что он решил заговорить. Даже маленький Сепхинор, сидевший между ними, почувствовал приближение грозы и спрятал свой любопытный взгляд.

– Просто такие вещи случаются все разом, когда поддаёшься им. Поддаёшься тому, что тебя влечёт прочь с твоего пути, – понесло Глена. Тон его был таким серьёзным и убедительным, что даже Эми, которая оттирала грязь с порога, стала слушать. – Я знал вчера, что надо весь день работать. С самого утра эстакады уже воздвигли, покатины поставили. Можно было напилить столько досок, что неделю бы потом сидели колотили гробы, заодно крышу бы родителям починили. Но я поддался уговорам Валь и решил, что надо съездить в город, хотя прекрасно знал, что не надо было. И вот что в итоге из этого вышло.

Его линия рассуждений из раза в раз была одна и та же. Пил он, коня угробил тоже он. Но когда он говорил, это всё так изящно следовало из решений нерадивой жены, что жена и сама сидела с виновато опущенными ресницами.

– Я раскладывал карты и знал, что день будет удачным только в том случае, если я останусь верен себе. Я убедил себя, что должен поддержать Валь, но в итоге её решение оказалось неверным. Мы потеряли кучу времени и коня, – напирал он, вроде бы никого не виня.

– Так что теперь у нас на деле лишь один тарпан и один катафалк, – поддакнула леди Дала. У неё даже платье сегодня было цвета ночного моря, столь близкое к траурному, будто смерть тарпана стала для неё личной трагедией. – Как же теперь работать-то? А если в город поехать, катафалк, в самом деле, запрягать?

– Да уж, смысл был кланяться герцогу, если от этого одни потери, – прокряхтел Герман. Он один ел кашу без претензий и постоянно докладывал себе ещё. Но Валь не могла на него смотреть без неприязни, потому что его волосы были не зачёсаны, они то и дело падали ему на глаза и липли ко рту. А голос его, если уж звучал, то сразу же резал ухо, как скрип несмазанного колеса.

– И вот в такие дни я лишний раз понимаю, – снова вступил Глен (а родители слушали его с таким вниманием, будто бы не знали, что он у них за сокровище). Для верности он то и дело потирал ушибленную в ночных похождениях челюсть; и даже одеваться к завтраку не стал, так и оставался в рубашке, будто больной. – Что учение наших предков работает, это доказали поколения наших семей. Можно, конечно, в него верить лишь тогда, когда это удобно, – и он бросил назидательный взгляд на Валь. Он имел в виду, что ему удалось предсказать рождение мальчика, и баронесса в своё время была очень этим впечатлена. – Но это лицемерно – в одно время верить, а в другое – делать вид, что тебя это не касается. Если я говорил, что надо было оставаться дома, поскольку мне выпал обратный келпи, значит надо было оставаться дома.