ОПГ Север - Живые и мёртвые

– Да чем я перед тобой виновен, Отче? А ли тем, что не такая горькая мне досталось доля? Что не болею я как ты болеешь? Не страдаю как ты? А хоть бы и страдал – то легче тебе с того было, что ли? Сильно полегчало бы? Надолго ли?

Никодим зло перекосил рожу: «А чё? Глядишь бы и полегчало. Хоть на секундочку».

Акакий подошёл и горячо его обнял: «Прости, Отче! Я вижу твои терзания и муки, и сочувствую тебе искренне. Я не чувствую нутром твои страдания и боль за всю твою даром потраченную жизнь. Я так далеко и мне страшно только от того, что во вселенной такое вообще возможно. Я далёк от всего этого, ведь это не мой жребий в конце концов, не мой».

– То есть, другими словами тебе по хую?

– Да что с меня взять? Я – просто мирный мечтатель и тихий созерцатель, не более того.

– Говори прямо! Не юли!

– В общих чертах – да. Да, мне по хую!

Никодим силой оттолкнул Акакия.

– Да, ты в своём праве мстителя. – с готовностью сопротивляться продолжал Акакий. – Но я в своём праве родителя и чура. Так что, Витю тебе не отдам. Тем паче, что я уже возложил на него свою мёртвую руку.

– Знаю я твою руку – то не на смерть вовсе. На удачу скорее. – усмехнулся в ответ старик. – Быть может на болезнь лишь только. И, уж тем паче, далеко не на ту смерть, что я для него лелею.

– Почему? Может помрёт, а может и нет. Может дураком станет, а может – полудурком. Но, вряд ли отделается обоссанными штанами. Я, ж, всё-таки, мертвец, но там – как Бог даст. Но, я – первый возложил на него руку, он мой. Таков закон мёртвых.

Тут, звучно гремя костями и цепугою, Никодим со страшной силою затрясся, а пустые глазницы вспыхнули инфернальном огнём. Какая-то неведомая злая сила подняла его вверх над кронами деревьев.

– Давай состязаться в магическое искусстве! – проорал поп. – В призыве демонов, управлении стихией! В некромантии! Выходи на ристалище, сосед! Но, знай – если я возьму верх, то изведу всех Амораловых под корень. И буду, хоть и ненадолго, но всё-же чуточку счастливее! Ахахаха-Ухухухухуу-Ииииихххааааааа!!! – зло расхохотался поп.

Среди покойников возник нешуточный переполох. Все , вдруг, стали тревожно переглядываться, кое-кто утёк в свои могилы, а Витя, и без того окоченевший от страха, ещё и обосрался.

Ну и мудак же ты, сосед! Да с каждым годом всё лохмаче делаешься. – мысленно молвил Акакий. – От тебя, такого дурака, так просто не отделаешься. Он может и ограду завалить и даже крест на болота утащить. Что доброго от него ждать?

– Нет, ты это зря придумал. Давай просто решим проблему по старинке? – уже вслух произнёс Акакий. – Выйдем за оградку – раз-на раз на кулаки, а опосля – вернёмся каждый в свой удел и забудем уже, наконец, эту горькую распрю?

– А вот хер ты угадал! – молвил поп, уже предвкушая борьбу. – Я тебе – не хвост собачий, ирод! Это тебе не у пивного ларька с пьянчугами драться! Ты имеешь дело с протоиереем Никодимом, и Это – война! Война на уничтожение, на полнейшее истребление, под корень!

Вскоре, с дубиной наперевес, прибежали сердитые мертвец с мертвячкой – это были Иван Акакиевич с супругой, а за ними – ещё трое облезлых, но, с почти целыми глазными яблоками, – то были его, Ивановы сотоварищи. Следом спешила ещё ватага – племянники и братья Ивановой супруги Галины. Ещё ковыляли с пяток-другой каких-то уж совсем ветхих скелетов: кто – без черепушки, кто – без рук, кто – по-пластунски, без ног, многие из них сыпались прямо на ходу. Это была «старая гвардия» Акакия.

На сторону Никодима встали все усердные богомолы – завсегдатаи его прихода, в основном старухи.

Заварушка начиналась нешуточная: друзья-товарищи, братья-сёстры, зятья, кумовья, отцы и дети. Узы крови, узы дружбы, другие-какие причины.

Всё переплеталось самым причудливым узором. Всё вокруг зашумело, загудело и понеслось хромой козой галопом вскачь по огородам…

Покойники стали друг с дружкой спорить и ругаться: кто-то кого-то в чём-то громко убеждает, кто-то – вспоминает старые долги… Один мертвец клянётся другому в вечной дружбе и безвозмездной помощи, второй другому объясняет какой тот педераст, что не стоит в одном ряду с ним за Акакия, третий – всей душою и мощами с Акакием, но приходится Никодиму роднёй, четвёртый – так горячо орал, призывая мёртвых встать на защиту батюшки, что аж вылетела челюсть, у пятого – свои доводы, у шестого – свой интерес, седьмому-восьмому – эта ссора вообще безразлична, но сын полез или жене больше всех надо.