Виталий Вавикин - Вендари. Книга третья

– И мы вначале пытались их спасать. Потом поняли, что гуманнее забирать жизни прежде, чем начнется первая кормежка дикой поросли.

Габриэла подошла к окну, за которым находилась палата роженицы, и наблюдала за процессом, пока грязные и голодные комки шерсти не разорвали женщине живот, прокладывая себе путь к свободе. Накамура стоял рядом и тоже смотрел – бледный, левая бровь нервно дергается. Появившиеся дети-монстры начали драться между собой. Три сильных и крепких брата сожрали слабого. Накамура не хотел смотреть, но не мог отвернуться. Это был ад, который снова разверзся и проглотил его бессмертную душу. Особенно сильным это чувство стало, когда доктор понял, что съеденный ребенок-монстр жив. Братья разорвали его, проглотив плоть. И теперь плоть эта шевелилась у них в желудках, выбиралась наружу. Одного из братьев вырвало кровью и мясом. У второго проглоченная рука выбралась из пищевода, и как бы отчаянно он ни пытался запихнуть ее обратно, упала на пол, направляясь к останкам своего тела. Четвертый ребенок-монстр оживал, обрастал плотью.

– Ни один человек, ни одна современная технология не может уничтожить этих тварей, – сказала Габриэла, хотя для Накамуры ее голос звучал где-то в другом мире. – Только тени и солнце… Еще одна ирония. Хотите увидеть, как солнце сжигает дикую поросль? – спросила она доктора.

– Что?

– Я могу попросить детей Наследия вышвырнуть этих тварей на солнце.

– Не нужно.

– Вы не верите?

Доктор не ответил. Не заметил он и появление одного из охранников Наследия. Тени ожили, свет в палате заморгал, позволяя этим ошметкам тьмы добраться до своих жертв. Дети-монстры превратились в небытие, пустоту.

– С Клео произойдет нечто подобное, если вы не поможете ей, – сказала Габриэла Накамуре.

– Я хочу уйти отсюда, – прошептал доктор, начиная задыхаться.

– Вирус ослабляет ребенка в ее чреве, но если его не извлечь до того, как инстинкт заставит питаться своей матерью, то он превратится в такую же дикую поросль.

– Мне нужно выйти на солнечный свет! – сказал Накамура, нервно расстегивая ворот своей рубашки.

Они покинули подвал, и Габриэла отвела его в окруживший комплекс крохотный город, где жили обыкновенные люди, посвященные в проект. Чтобы избежать огласки и шпионов, избранные дети Наследия изучали сознания этих людей и устанавливали блоки, не позволявшие им сбежать.

– Так это все ваши пленники? – спросил Накамура, вглядываясь в лица мужчин и женщин, которые встречались им.

– Кто-то должен заниматься уборкой, исследованиями, связями с общественностью, – Габриэла говорила монотонно, устало, рассказывая историю, которую повторяла уже сотни раз со дня основания Наследия. Люди приходили сюда, чтобы заработать. Приходили скрыться от закона. Были и случайные путники, принявшие решение остаться. – Каждый из них волен уйти, – сказала Габриэла. – Мы не держим их. Есть лишь одно условие – перед уходом дети Наследия поставят блоки на их воспоминания касательно всего, что они видели и слышали здесь.

– Я бы тоже хотел забыть обо всем, что видел здесь, – признался Накамура.

– Помогите нам, и мы поможем вам, – предложила Габриэла. – Вы один из лучших врачей, о которых мне удалось узнать. Если вам удастся спасти ребенка Клео, а возможно, и разработать методику рождения, то мы окажемся в долгу у вас и выполним практически любое желание. Если таковым будет забыть обо всем, то пусть будет так.

– Что будет с моей дочерью?

– У вас есть родственники.

– Родственники не знают, где я и что со мной. Если я возьмусь за обследование Клео Вудворт, то это займет время. Меня успеют похоронить несколько раз.

– У нас много друзей, доктор Накамура. И еще много возможностей заставить человека верить в то, чего на самом деле нет. Так что вам останется выбрать, хотите вы отправиться на лечение или в командировку.

– Пусть будет командировка, – сказал Накамура. – И… пусть ваши дети не приближаются к моей дочери.

– Я понимаю. – Габриэла выдержала тяжелый, недоверчивый взгляд доктора.

Он начал обследование Клео в этот же вечер. Вернее, начал свое повторное знакомство. Особенно сложно было заставить себя воспринимать, что этой молодой женщине фактически идет шестой десяток. Клео не выглядела и на тридцать, хотя события последних недель наложили на лицо свой отпечаток, забрав часть жизни и блеск в глазах. Она видела, как умирает ее муж и сын. Видела предательство дочери. Да и отвыкать от крови вендари, которую Клео принимала на протяжении последних десятилетий, оказалось не так просто – особенно чувствовать, как сил становится все меньше и меньше. Ментальных сил. Физических. И еще этот ребенок-монстр, который растет, развивается, зреет.