Рэмси Кэмпбелл - Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

Наступила тишина. Передышка. Браун перестал бороться, поняв, что это бесполезно. В мыслях зазвучали слова хозяина трактира: «Не стоит даже глядеть на нее. И уж тем более – подходить к ней». Это означало, что никто не заходит в эти места, а если кто и окажется рядом, не станет даже смотреть в эту сторону. Не станут прислушиваться и не поспешат на подмогу, услыхав, как кто-то взывает о помощи…

Силы небесные, что же предпринять?

Браун постарался собраться с мыслями. Ситуация фантастичная, но она не может быть безвыходной. Он же взрослый мужчина, и силенкой Бог не обидел. Конечно, он же может дотянуться до карманного ножа, единственного режущего инструмента, который у него имелся, не считая зубов и ногтей, пускать в ход которые было бы все-таки неверно. А лианы держали крепко. Но выход должен быть! Нужно успокоиться и все обдумать.

В голову приходили мысли, но плана спасения не было. Вместо этого он представил, как висит здесь недели, месяцы, медленно умирая от голода и жажды или от зловонно-приторной отравы.

Это было так ужасно, и картина вдруг так ярко предстала перед глазами, что он чуть не пропустил другое, новое ощущение.

Но затем он отметил легкое подрагивание, хватка стала чуть крепче, а в следующее мгновение сильный рывок приподнял его над землей. Опутанный вьющейся сетью, он, разумеется, не упал. Точнее, ему показалось, что он падает вверх…

В течение нескольких секунд Браун не мог осознать, что происходит. Но достаточно скоро все стало ясно, для сомнений не осталось места. Невозможно было игнорировать тот факт, что земля резко уходила вниз, как и склон холма, поросшая лесом долина и даже сосны, росшие ниже по склону. Старые камни слегка терлись о него, а он все скользил вверх. Небо будто расступилось, стало шире и, уставив на него безглазый, но пристальный взгляд, наблюдало, как ползучее растение, мощное, будто руки великана, без видимых усилий тащит его к вершине древней башни.

Видимо, он ненадолго потерял сознание. Вот что случилось. Он лишь смутно ощущал, как его с силой сжимали, скручивали и протискивали сквозь узкую, твердую бойницу. Особенно пострадали при этом колени и плечи. Но синяки и ссадины – просто мелочи по сравнению с остальным.

Запеленутый в золотистый кокон из стеблей вьюнка, кашляя и с трудом подавляя периодически возникающие рвотные позывы, Браун узловатым пушистым шаром лежал на обжигающих холодом каменных плитах пола. Он не мог двигаться, даже слегка шевельнуться – казалось, даже в ответ на непроизвольные спазмы пищевода сети сжимают его еще теснее, еще сильнее.

В башне было сумрачно, хотя и не царил полный мрак. Дневной свет проникал сквозь узкое окно, бездушно озаряя золотые путы Брауна. Лучи света падали там и сям на каменные стены. Возможно, предположил он, когда-то, много веков назад в этом помещении располагался караульный пост. Но сейчас здесь ничего не было, кроме него самого и опутывающих его лиан.

Непроизвольно, почти случайно Браун дернулся, перекатился и забился в путах – точнее, попытался это проделать. Как и раньше, это не дало результата – по сути, стало даже еще хуже.

Браун заплакал было, но сумел подавить рыдания. Если он не сможет держать себя в руках, то у него ничего не останется. Совсем ничего.

Кто-то заманил его сюда. Это было очевидно. Они использовали вьюнок, обработав его, по всей вероятности, каким-то непонятным способом и наделив способностью привлекать и заманивать в ловушку. А потом подняли сюда, беспомощного, как рыба на крючке. Несомненно, совсем скоро негодяй вернется – или негодяи вернутся и предъявят ему счет, возможно, потребуют выкуп. Браун громко зарычал, подумав о двух своих тетушках, небогатых старых девах, и о бестолковом дядюшке, с которым он не виделся больше четырнадцати лет. Но, может быть, найдется другой выход. А может быть, он даже сумеет убежать, когда его развяжут. Браун не мог дождаться возвращения своего врага. Пусть только освободит его, срежет проклятые путы. Он подал голос, позвал – уверенно, подчеркнуто беззлобно, сначала по-английски, потом на местном диалекте.

Ответа не последовало. Вообще здесь не раздавалось ни звука – если не считать, конечно, редких порывов ветра за окном да шума птичьих крыльев.

Один раз ему почудилось, что он слышит, как раз-другой тявкнула охотничья собака, в лесу у подножия холма, – вдруг, если позвать еще раз, его услышат?

Браун собрался с силами, лежа на холодном, жестком полу, постарался забыть о неудобной позе и ноющей боли во всем теле. Он должен сохранять терпение, выдержку и рассудок.