Я чувствовала, что горю в пламени желания, обладать их душами, и сил сопротивляться не было. Но я должна. Я должна справиться со всем, ведь мама с папой отняли меня у Изабеллы, и заботились обо мне всю мою жизнь. Они надеялись, что смогут спрятать меня от судьбы, что уготована мне. И я не хочу становиться монстром, тем самым заставляя Рэна убить меня. Он бы не хотел этого. И я не хочу, чтобы он увидел меня другой. Какой вижу себя я — жалким подобием человека. Существом, извергающим из своей груди адское пламя, готовое спалить мир дотла.
Но я уже другая. Моя кожа бледна, словно у мертвеца, словно у призрака. Глаза тусклые, и губы сухие. Должно быть, я сильно уменьшилась в размерах, потому что старая одежда мне велика.
Я превращаюсь в скелет.
И я начинаю забывать о своих желаниях, потому что мои сны стали путеводителем в будущее. Я вижу, что случится, если я не смогу пережить эти тринадцать дней. Каждый человек умрет. Они все умрут. Не потому, что я так захотела, а потому, что Падшие завладеют их душами. Сопротивление людей, скоро сойдет на нет. Есть ведь столько желаний, столько тщеславных, алчных мыслей, и все они должны воплотиться в жизнь. А я не буду в состоянии помешать этому. Но если я не стану истинным злом, если я не согрешу, если воспротивлюсь, у человечества еще может быть шанс. Хоть какой-нибудь шанс на выживание.
И внезапно меня посещает мысль: а зачем бороться?
Для чего все это, ведь люди никогда не изменятся, для чего мне стараться быть лучше? Возможно, я должна быть самой собой?..
* * *
Мне было очень плохо; во рту пересохло, и сколько бы воды я не пила, я не могла утолить жажду. Аппетита не было, я ослабла, из-за чего едва хватало сил встать с постели.
— Ты должна поесть, — упрашивал меня Рэн, держа в руке плошку с кашей. Я помотала головой:
— Не хочу.
Думала, что мне было плохо весь тот год взаперти, но сейчас я понимаю, где истинный ад.
Я смотрела на мир, чужими глазами, словно через старый кинопроектор, в черно-белых тонах, и когда я замечала, как проскальзывают яркие тона, мое сердце беспокойно вздрагивало.
Рэн почти не беспокоил меня, кроме тех моментов, когда пытался заставить меня поесть. В остальное время он сидел, углубившись в книги, но даже тогда мне казалось, что он наблюдает за мной. Мне было страшно и неловко. Но страх был, конечно, сильнее. Я все думала о том, что случится, если я просто уйду из дома, и причиню кому-нибудь зло.
Я попаду в Ад? А с теми людьми что случится? Что произойдет с остальным миром?
Интересно, что чувствует человек, когда умирает? И, что буду чувствовать я?
Я не сомневалась в том, что умру. Это даже оказалось каким-то облегчением для меня — больше не нужно прятаться и пытаться побороть себя. Потому что, это ведь я! Как можно выбросить часть себя, словно ненужный хлам?
Я знала, что умру, и я знала, что даже если бы этого не случилось — этой крови, отравления, ловушек, я бы все равно когда-нибудь стала чудовищем. Я бы не смогла прятаться всю жизнь, и кто-нибудь в итоге меня бы выследил, поэтому это ничего. Моя смерть — это ничего.
Интересно, куда я попаду после смерти, в Рай или Ад?
Я не могла спросить у Рэна, потому что тогда он разозлится. Я чувствую напряжение, исходящее от него, когда он сидит напротив двери, в старом кресле, с книгой, в ожидании моего срыва.
Приходилось притворяться, что мне не больно.
Я не хотела последние свои дни на земле провести, причиняя боль другим людям, а в последнее время, Рэн занимает в моей жизни далеко не последнее место.
Вечером в четверг, то есть, на четвертый день моих мучений, он с беспристрастным видом произнес:
— Осталось девять дней, ты должна продержаться.
— Да, — отозвалась я, чужим голосом. Боль в моей голове сосредоточилась посредине лба, разливаясь струями к вискам. Я усиленно пыталась делать вид, что мне вовсе не больно, но я уверена, Рэн итак все знал.
Он обошел кровать, и присел рядом с таким лицом, словно хотел мне что-то сказать, однако не мог найти слов, и это нервировало меня. Я хотела, чтобы он был прежним со мной. Мне не нужны привилегии сейчас.
— Ты что-то хотел сказать? — спросила я, глядя на парня слезящимися от света глазами. Он до конца задернул штору, от чего комната погрузилась в приятный для меня полумрак. — Спасибо.
— Ты знаешь, что я замечательный, правильно? — невпопад спросил Рэн.
— Что? — Я фыркнула, и рассмеялась хриплым смехом. — Кто тебе такое сказал?
— Одна девушка в магазине, — озадачился Рэн, явно не поняв, с чего я над ним смеюсь. Я почала головой:
Читать дальше