Бентли Литтл: Святилище

Мать поднялась.

— Можешь идти, — сказала она. — Сейчас я хочу побыть одна.

Он молча кивнул и покинул Святилище. Хотелось кричать, но он не мог. Вместо этого он сел за кухонный стол и тупо уставился в пустоту перед собой.

Боцефус стал царапаться в дверь, и Кэл пустил пса в дом, положив еду ему на пол. Солнце садилось, тени удлинялись, а мать всё не выходила. Он сделал сэндвич, выпил молока, а затем, досмотрев по телевизору комедийный сериал, ушёл в свою комнату. Он чувствовал усталость, но был не в состоянии уснуть. Кэл включил маленький чёрно-белый телевизор, стоявший на тумбочке. Он не хотел быть один.

Через какое-то время послышались шаги матери и шелест её одежд — она вышла Святилища и направилась прямо к себе в спальню. Сквозь тонкую стенку ему было слышно, как она молится, как её хриплый голос поднимается, и опадает в размеренном ритме.

Боцефус вошёл к нему в комнату и запрыгнул на кровать, виляя хвостом и радостно высунув язык. Кэл прижал собаку к себе и зарылся лицом в чистую золотистую шерсть, крепко обняв своего любимца. Из глаз полились горячие слезы, и он вытер их об мягкую собачью шкурку.

— Крисси, — произнёс он. — Крисси.

В доме стояла тишина. Спустя некоторое время, когда он провалился в сон, зашла мать и выключила телевизор. Теперь царило такое безмолвие, что из соседней комнаты, было слышно дыхание матери, перемежаемое редкими всхрапами. Он лежал, уставившись в темноту, думая о матери, о Гневе, о Крисси, о том, что же со всем этим делать. Он лежал, уставившись в темноту, и услышал тихий шёпот Крисси:

— Кэл.

Его как будто окатили ледяной водой, по коже пробежали мурашки. Он закрыл глаза, закутался в одеяло с головой. Сердце молотом стучало в груди. Ему это показалось. Нужно придти в себя.

— Кэл.

Чуть громче дыхания спящей матери, шёпот, тем не менее, был отчётливо слышен.

— Кэл.

Ему хотелось кричать, но во рту вдруг пересохло. Он заткнул пальцами уши и с силой зажмурил глаза, и хотя больше не мог слышать шёпот Крисси, звук этот наполнял его голову, и он знал, что если уберёт пальцы от ушей, то снова услышит голос.

— Кэл.

Что она хотела? Он представил себе распятое тело Крисси, гвозди, пронзавшие её руки и ноги, голову, бессильно поникшую вниз, ужас, застывший на её лице, и вдруг перестал бояться. Или, точнее, теперь боялся не так сильно. Он всё ещё был немного напуган, но место страха заняли печаль и сострадание. Она — его сестра. Её убили за то, чтобы искупить грехи матери, а сейчас она одна, совсем одна в Святилище, вместе с Отцом.

Ей всегда было страшно в Святилище.

Она всегда боялась Отца.

Он убрал руки от ушей и стянул одеяло с головы.

— Кэл.

Казалось, что в шёпоте, его манившем, не было зла. Это было больше похоже на просьбу, мольбу о помощи. Осторожно, стараясь не шуметь, он выскользнул из кровати. Миновав комнату матери, он потихоньку пошёл по коридору, чтобы через заднюю спальню попасть в Святилище.

Во тьме комнаты он огляделся. Лишь одна свеча ещё мерцала, другие, похоже, практически догорели. Тем не менее, у подножия креста он различил и то, что оловянные чаши были снова заполнены, и убитого Матерью мужчину, который теперь стал грудой черневших неузнаваемых останков.

— Кэл, — прошептала Крисси.

Он посмотрел наверх.

— Убей её, — сказала она. — Убей эту суку.

На следующий день, как ни в чем не бывало, он пошёл в школу, только и на чтении и на правописании у него всё влетало в одно ухо, и вылетало через другое. Не мог он сосредоточиться и на истории с математикой. Его мысли занимала мать. Одна часть его знала, что он должен рассказать кому-нибудь что случилось, другая — не хотела этого. Кроме того, кому он мог бы об этом рассказать? Мисс Прайс ему крайне не нравилась, и он бы не чувствовал себя комфортно, заговорив с ней о произошедшем. Ещё более неловко он бы себя чувствовал, разговаривая с директором, которого видел всего несколько раз, вышагивающего поперёк игровой площадки по направлению к канцелярии. Ясно, что нужно идти в полицию. Им бы, действительно, нужно об этом знать. Но тогда они заберут мать, заберут Отца и Крисси, и он останется совсем один.

К тому же он боялся того, что может сделать Отец. Отцовский гнев был силён, на его стороне была мощь Господа. Что мог сделать полицейский против силы Бога?

Во время ланча Кэл остался один на игровой площадке. Ему то хотелось рассказать кому-нибудь про мать, то нет.

Что выбрать, он пока не решил.