Константин Образцов - Молот ведьм

— Я все тебе расскажу, все покажу, ты парень хороший, ты выгоды не искал, ты любви искал, два человека тебе в жизни мешают, один рыжий, другой черный, но ты не бойся, порчу на тебя наводят, но я тебе помогу…

Я замер, остолбенев, словно жена Лота, узревшая гибнущий Содом.

В одно мгновение все встало на свои места. Так бывает, когда долго смотришь на картинку — загадку, пытаясь найти на ней замаскированное лицо, а наконец увидев, удивляешься, как же не замечал его раньше.

Порча. Колдовство. Ну конечно же!

Приободрившаяся цыганка ухватила меня за рукав и продолжала заученный монолог:

— Вытащи бумажку, заверни в нее монетку, положи мне в руку, через час бумажка покраснеет, через два посинеет, но ты не бойся…

Я посмотрел на нее и расхохотался. Цыганка мгновенно отпустила мою руку и шарахнулась в сторону.

Порог своей квартиры я переступил победителем. Даже тусклые лампочки как будто светились ярче, потолки поднялись и вокруг словно звучали фанфары. Ответ найден! Напрасно я изводил себя все это время, думая о собственной порочности, слабоволии, психологической зависимости. «Мужчина находится во власти женщины; женщина находится во власти дьявола», — писал Жозеф Пеладан. Порча. Колдовство. Магия. Это все объясняло. Оставалось только удивляться, как же я не догадался об этом раньше — а ведь именно мне додуматься до этого было легче, чем кому-либо другому, хотя бы потому, что слова «ведьмовство», «колдуны», «сатанинские культы» я произносил за последний месяц на лекциях и семинарах не один и не два раза.

Тут мне понадобится некоторое отступление от своего рассказа, небольшой исторический экскурс. Надеюсь, вы не сочтете его утомительным и прочтете — все лучше, чем листать новости в Социальной сети. Ну а если не хотите брать на себя такой труд, смело переверните несколько страниц: дальше снова будет про секс и убийства.

История — это не перечень фактов, дат и имен. Это понимание истинных первопричин и взаимосвязей событий, причем причин глубинных, уходящих истоками во времена, часто бесконечно далекие от тех, когда сами события произошли. Поясню на элементарном примере. То, что менеджер по закупкам Петров проворовался у себя на работе, завышая суммы контрактов с поставщиками — простой факт, достаточный для управления собственной безопасности, чтобы выгнать Петрова со службы с позором и при случае выбить из него то, что он ухитрился украсть. Увлечение менеджера Петрова стриптизершей Камиллой из клуба «Розовый фламинго», на которую он и потратил львиную долю того, что похитил, есть причина произошедшей растраты, краха карьеры и синяка под глазом. Психологические особенности личности Петрова, которые обусловили его тягу к стрипклубам, неспособность к нормальным отношениям с женщинами, стремление самоутверждаться, демонстрируя щедрость и засовывая купюры за резинку трусов танцовщиц, покупая таким образом ощущение собственной значимости — это глубинные причины произошедшего. Но если мы хотим вместо унылого и малоинтересного рассказа о закомплексованном воришке и повесе увидеть Историю, то обратимся к детству Петрова, к его самым первым, невинным годам, когда в его личности сформировался досадный изъян, через десятилетия приведший к растратам и проституткам; к жизни его родителей, этот изъян допустивших, а то и создавших — и перед нами может открыться драматичная семейная сага, по напряженности линий сюжета и глубине философского смысла не уступающая творению Маркеса.

Понимаете, о чем я?

История человечества предстает перед нами в виде огромных, исписанных сложнейшими формулами досок в академической аудитории; в них соединены взаимосвязи и факты, события и люди, причины и следствия. Но как опытный математик может, сокращая и упрощая, привести самые сложные выкладки к единице или к нулю, так и историк, глядя на кажущуюся бесконечной череду замысловато переплетенных событий, способен увидеть в итоге, как все они сводятся к одному: постоянной, упорной борьбе двух начал, от первых до последних дней человечества. Стоит это понять, и история обретает свой истинный смысл, открываясь во всей своей грозной, эпической красоте.

Это очень неудобная правда. Настолько неудобная, что мы предпочитаем использовать эвфемизмы, чтобы не называть противоборствующие силы их истинными именами: Бог и Дьявол. Дьявола, кстати, упоминать всегда как-то сподручнее и проще, вы замечали? А сказать «Бог» неловко, как подростку, стесняющемуся при друзьях говорить «мама» и «папа». Правду эту признавать некомфортно прежде всего потому, что тогда придется что-то решать, делать выбор, идти каким-то из двух — и только двух! — из возможных путей, а идти трудно, лень и не хочется: во тьму — потому что это помешает успокоенно думать о себе, как о хорошем человека, к свету — потому что он кажется скучным, да и трахаться могут запретить. Монтегю Саммерс писал, что «в большинстве своем мы всего лишь равнодушные, посредственные, смешанные создания» , либо вообще не задумывающиеся о выборе пути, либо успокаивающие себя заблуждениями о том, что есть нечто посередине, что-то серое, размытое, не черное, не белое, не холодное, не горячее, где можно жить, как заблагорассудится, соотнося свое существование только с условными нормами общественной морали.