Энджела Слейтер - Дочь гробовщика

Мадам Д’Агилар передала свою черную шаль Люсетте, та прикрыла зеркало и вернулась к матери.

— Вы накрыли тело? — спросила я. Они кивнули. Я кивнула в ответ, показывая, что они все сделали правильно. Глупые тщеславные женщины, поставившие свои отражения выше сохранения души внутри тела. — Хорошо. Итак, чем я могу быть вам полезна?

Это снова поставило их в неловкое положение, обязывая обратиться ко мне за помощью.

Они должны просить меня выполнить их пожелания. Увидев их сконфуженные лица, я почувствовала мерзкий трепет восторга и снова улыбнулась. Позвольте мне вам помочь .

— Нам нужен гроб. Иначе зачем бы тебе здесь находиться? — язвительно проговорила Мадам. Люсетта накрыла ее руку ладонью.

— Нам требуются твои услуги, Хепсиба, — мое сердце пропустило один удар от того, что ее губы произнесли мое имя. — Ты должна нам помочь.

Еще бы! Им необходим гробовщик. Им нужно смертное ложе, которое удержит усопшего внутри, чтобы быть уверенными — он не вернется преследовать их в той жизни, которую они начнут с этого момента. Им требуется мое искусство.

— Я рекомендую вам гроб из черного дерева, обитый изнутри качественным шелком с наполнением из лаванды, чтобы навсегда успокоить его душу. Золотая фурнитура будет служить гарантией прочности конструкции. Я также добавила на всякий случай три золотых замка для крышки. Так будет надежней, — и затем я назвала цену. Чуть меньше четверти фунта золота, цена выглядит справедливой, и, тем не менее, способна заставить любую другую честную женщину возмутиться и обвинить меня в вымогательстве.

Но мадам Д’Агилар просто сказала:

— Люсетта, проводи мисс Бэллентайн в рабочий кабинет и заплати ей аванс.

Как же им хочется удержать его внизу!

Я поднялась и, прежде чем отправиться вслед за покачивающимися юбками Люсетты, сделала легкий реверанс.

Пока она возилась с сейфом в третьем ящике огромного дубового стола, до недавнего времени принадлежавшего ее отцу, я вежливо отвернулась. Когда она передавала мне кожаный мешочек с золотом, ее пальцы коснулись моей ладони, и мне показалось, что я увидела искорку в ее скорбных глазах. Мне кажется, она тоже это почувствовала, и я вспыхнула от смущения за то, что она так легко смогла прочитать мои мысли. Я перевела взгляд на портрет усопшего, но в этот момент она схватила меня за руку и крепко сжала ее.

Ох!

— Пожалуйста, Хепсиба, сделай ему хороший гроб. Удержи его внизу. Защити нас… меня , — и она прижалась к моей руке губами. Они были слегка приоткрытыми, влажными и такими мягкими. Я перестала дышать, мои легкие были пусты. Она провела легким кошачьим языком по линии жизни и поднялась к запястью, где синей жилкой бился пульс, выдавая мои чувства. Откуда-то из холла донесся шум. Это суетился лакей. Люсетта улыбнулась, неохотно выпустила мою руку и сделала шаг назад.

Я вспомнила, что должна дышать, склонила голову и подчинила свои чувства воле. Все это время Гектор был непривычно молчалив. Я видела, как он стоит у нее за спиной, как безуспешно пытается потрогать пальцами ее лебединую шею, но те проходят насквозь, не встречая преграды. Я впала в ярость, но сумела взять себя в руки. Снова кивнув, чтобы придать себе уверенности, я посмотрела в ее бесстыжие глаза и прочитала там обещание.

— Мне необходимо увидеть тело, снять мерки и подготовиться. Я предпочитаю делать это в одиночестве.

— Тупая маленькая потаскуха, — снова и снова повторял Гектор. Сказать, что он нарушил тишину, когда мы вернулись в мастерскую, было бы преуменьшением. Я предпочла ему не отвечать, ведь в его голосе сквозила неприкрытая зависть.

— Как, наверное, тяжело, папочка, быть сродни кишечным газам. От тебя один лишь шум и ветер.

Если бы он мог, то кинул бы в меня первое, что попалось под руку: резак, шлифовальный камень, рубанок, не думая о том, сколько будет стоить замена этих дорогих инструментов — унаследованных от многих поколений наших предков, купленных за огромные деньги, требующих сверхаккуратного обращения, поскольку способны удержать мертвых внизу .

Я не обратила никакого внимания на его буйства и продолжила заниматься гробом господина Д’Агилара. Он уже приобрел требуемые форму и размеры, сколоченный надежными крепкими гвоздями, а вонючий клей из человеческого костного мозга и вываренных костей я втирала в каждый стык между досками, чтобы быть уверенной — ничто эфемерное не покинет этот гроб. На скамье, довольно далеко — чтобы брызги краски и лака не могли туда попасть, — лежал бледно-лиловый шелковый мешок, набитый гусиным пухом и цветами лаванды; вечером я простегаю его небольшими аккуратными стежками и положу внутрь гроба, только возьму клей с более приятным запахом, чтобы замаскировать вонь от замазки из костного мозга.