Стивен Кинг - КлаТбище домашних жЫвотных

— Ему есть чем позвякивать при ходьбе?

— Прошу прощения? — Луис не понял вопроса.

— Яйца при нем, или он у вас кастрированный?

— Нет, — ответил Луис. — Он не кастрированный.

На самом деле они едва не поссорились с Рэйчел на этой почве еще в Чикаго. Она хотела кастрировать Черча и записала его к ветеринару. Луис отменил запись. Даже сейчас он и сам толком не понимал почему. Вовсе не из мужской солидарности — он еще не дошел до такого идиотизма, чтобы отождествлять свое мужское достоинство с достоинством кота дочери, — и вовсе не потому, что ему претила мысль о том, что Черча надо кастрировать, чтобы их толстой соседке не приходилось завинчивать крышки на мусорных баках. То есть отчасти поэтому, да. Но в основном — из-за не очень понятного, однако сильного чувства, что после кастрации Черч лишится чего-то такого, чем дорожил сам Луис. Ему не хотелось, чтобы в зеленых кошачьих глазах погас огонек независимого «а идите все к черту». Наконец он сказал Рэйчел, что они переезжают в деревню, так что проблема снимается сама собой. И вот теперь Джадсон Крэндалл говорит, что сквозь эту конкретную деревню проходит шоссе номер 15, и спрашивает, кастрированный ли у них кот. Добавьте немного иронии, доктор Крид, — очень способствует нормализации кровяного давления.

— Я бы его кастрировал, — сказал Крэндалл, загасив окурок пальцами. — Кастрированные коты не особенно расхаживают по округе. А если он будет вечно носиться туда-сюда через дорогу, то рано или поздно с ним приключится та же беда, что с енотом Райдеров, и спаниелем маленького Тимми Десслера, и попугайчиком миссис Брэдли. Попугая, как вы понимаете, не переехали. Он тихо сдох сам по себе.

— Я подумаю, — пообещал Луис.

— Да уж, подумайте. — Крэндалл поднялся на ноги. — Как там пиво, нормально идет? А я все же схожу закушу ломтиком «крысиной радости».

— Пиво уже все вышло. — Луис тоже поднялся. — И мне тоже пора уходить. Завтра будет тяжелый день.

— Трудовые будни в университете?

Луис кивнул.

— Студентов не будет еще две недели, но мне пока надо освоиться и понять, где там что, верно?

— Это да, если не будете знать, где какие таблетки лежат, неприятностей не оберетесь. — Крэндалл протянул руку, и Луис осторожно пожал ее, памятуя о том, какие хрупкие кости у стариков. — Заходите еще, в любой день. Познакомлю вас с моей Нормой. Думаю, вы ей понравитесь.

— Непременно зайду, — сказал Луис. — Рад был познакомиться с вами, Джад.

— Взаимно. Вы здесь освоитесь, обживетесь. Может быть, и задержитесь на какое-то время.

— Надеюсь, что да.

Луис прошел по мощенной камнями садовой дорожке и остановился на обочине шоссе, пропуская очередной грузовик и пять легковушек, ехавших в сторону Бакспорта. Потом еще раз помахал старику на прощание, пересек улицу ( да-а-рогу , снова напомнил он себе) и вошел в свой новый дом.

Там было тихо, все спали. Элли, похоже, вообще не шелохнулась во сне, а Гейдж посапывал в своей кроватке в обычной позе, раскинувшись на спине, с бутылочкой под рукой. Луис смотрел на сына, и его сердце переполняла такая пронзительная любовь, что это казалось жутковатым. Наверное, отчасти это была просто тоска по дому, по всем знакомым местам и лицам в Чикаго, которые остались далеко-далеко, словно в какой-то другой жизни. Сейчас все не так, как было прежде… людям уже не сидится на месте, а раньше никто особенно не разъезжал. В этом есть доля правды.

Он подошел к сыну и, поскольку никто — даже Рэйчел — его не видел, поцеловал кончики пальцев и легонько коснулся щеки Гейджа, просунув руку сквозь прутья кроватки.

Гейдж запыхтел и перевернулся на бок.

— Спокойной ночи, малыш, — произнес Луис.

Он тихонько разделся и лег на свой край двуспальной кровати, которая пока что представляла собой два матраса, сдвинутых на полу. Почувствовал, как дневное напряжение постепенно проходит. Рэйчел даже не пошевелилась. Нераспакованные коробки громоздились призрачными тенями.

Перед тем как заснуть, Луис приподнялся на локте и посмотрел в окно. Окно их спальни выходило на шоссе, прямо на дом Крэндаллов. Было слишком темно, чтобы различить очертания фигуры — ночь выдалась безлунной, — но во мраке мерцал огонек сигареты. Так и сидит, подумал Луис. И может сидеть еще долго. Старики вообще плохо спят. Как будто стоят на страже.

Кого они охраняют? И от чего?

Луис думал об этом, когда заснул. Ему приснилось, что он разъезжает по Диснейуорлду в ослепительно белом микроавтобусе с красным крестом на боку. Гейдж сидел рядом с ним, и во сне ему было лет десять, не меньше. На приборной доске возлежал Черч, глядя на Луиса ярко-зелеными глазами, а на Мэйн-стрит у вокзала 1890-х годов Микки-Маус пожимал руки столпившимся вокруг детишкам, их доверчивые маленькие ладошки тонули в его огромных мультяшных перчатках.