Стивен Кинг - КлаТбище домашних жЫвотных

Теперь он смотрел на Луиса снизу вверх, и на мгновение Луис увидел в нем своего сына — своего настоящего сына — с несчастным лицом, искаженным от боли.

— Папа! — вскрикнул он и упал вниз лицом.

Еще секунду Луис не шевелился, а потом подошел к Гейджу — медленно и осторожно, ожидая подвоха. Но никакого подвоха не было, никакого внезапного прыжка, никаких скрюченных рук, норовящих вцепиться в горло. Он со знанием дела положил пальцы на горло Гейджа и нащупал пульс. Сейчас Луис вновь был врачом — в последний раз в жизни, — он держал пальцы на пульсе, держал, пока тот не затих, пока не осталось вообще ничего.

Когда все закончилось, Луис поднялся и прошел в дальний конец коридора. Там он лег на пол, свернувшись калачиком в углу, и вжался в стену. Он понял, что может сделаться меньше, если сунет в рот большой палец, и так и сделал.

Он пролежал так больше двух часов… а потом мало-помалу ему в голову стала закрадываться одна мысль. Темная мысль, но такая заманчивая… Он вынул палец изо рта. Тот вышел наружу с тихим хлопком. Луис заставил себя

( раз-два, марш вперед!)

подняться.

В комнате, где прятался Гейдж, Луис снял с кровати простыню и вынес ее в коридор. Он завернул в простыню тело жены — бережно, нежно, с любовью. Он напевал себе под нос, но сам этого не замечал.

Он нашел бензин в гараже Джада. Пять галлонов в красной канистре, рядом с газонокосилкой. Хватит с лихвой. Он начал с кухни, где лежал Джад под праздничной скатертью. Потом Луис прошелся по гостиной, поливая бензином ковер, диван, кресла, газетницу. Дальше — по коридору, до дверей дальней спальни. Густой запах бензина наполнил весь первый этаж.

Спички Джада лежали на подоконнике рядом с креслом, в котором старик нес свою бесполезную вахту. Луис взял коробок. У входной двери он бросил горящую спичку через плечо и шагнул за порог. Полыхнуло мгновенно, волна жара была такой яростной, что у Луиса защипало кожу на шее. Он аккуратно закрыл дверь и на миг задержался, глядя на оранжевые языки пламени, пляшущие за белой занавеской, которую повесила Норма. Потом он прошел через веранду, вспоминая, как они с Джадом пили здесь пиво миллион лет назад, и на секунду замешкался на крыльце, слушая, как в доме трещит набирающий силу огонь.

Затем он вышел на улицу.

Стив Мастертон выехал из-за поворота перед домом Луиса и сразу увидел дым — не от дома Луиса, а от дома напротив, где жил старик.

Он приехал в Ладлоу прямо с утра, потому что беспокоился за Луиса — беспокоился не на шутку. Чарлтон рассказала ему о вчерашнем звонке Рэйчел, и Стив тоже задался вопросом, где сейчас Луис… и что у него на уме.

Тревога была смутной, но она не давала ему покоя, и Стив решил съездить к Луису и убедиться, что у него все в порядке… насколько это вообще возможно при сложившихся обстоятельствах.

Из-за теплой весенней погоды университетская поликлиника опустела словно по волшебству, и Суррендра его отпустил; сказал, что управится сам. Так что Стив оседлал свою «хонду», которую выкатил из гаража только в прошлые выходные, и поехал в Ладлоу. Может быть, он гнал мотоцикл чуть быстрее, чем следовало, но беспокойство никак не отпускало. А вместе с ним пришло абсурдное ощущение, что он уже опоздал. Глупо, конечно, но внутри у него поселилось чувство, сходное с тем, которое он испытал прошлой осенью, когда случилась эта история с Паскоу: чувство ужасного удивления и почти невыносимой утраты иллюзий. Стив не был религиозным (в колледже он записался в Общество атеистов и состоял в нем на протяжении двух семестров, пока его научный руководитель не сказал ему по секрету — строго межу нами, — что в дальнейшем это может резко снизить его шансы на получение стипендии в медицинском училище), но, как и всякий живой человек, он был подвержен влиянию биоритмов или каких-то других биологических процессов, выражающихся в неясных предчувствиях, и смерть Паскоу, кажется, задала тон всему году, последовавшему за ней. Год был на редкость поганым. Двое родственников Суррендры угодили на родине в тюрьму по каким-то политическим причинам, и Суррендра сказал Стиву, что одного из них — дяди, которого он очень любил, — возможно, уже нет в живых. Суррендра плакал, и слезы обычно спокойного, невозмутимого индуса испугали Стива. Матери Чарлтон сделали радикальную мастэктомию, и Чарлтон не питала никаких иллюзий по поводу маминых шансов прожить еще хотя бы пять лет. За время, прошедшее после смерти Паскоу, сам Стив побывал уже на четырех похоронах: сестры жены, погибшей в автомобильной аварии; двоюродного брата, погибшего по нелепой случайности и по пьяни (его ударило током, когда он на спор полез на верхушку опоры линии электропередачи); родного деда и, конечно, сынишки Луиса.