Виктор Точинов - Все лики смерти (сборник)

– А ты кто та…

– Управление! Четвертый отдел! – отчеканил Егор, не дожидаясь конца вопроса.

Небрежным и привычным жестом он потянулся к внутреннему карману. Детина расслабился – и тут же согнулся пополам, словно отвешивая земной поклон дорогому гостю из Управления. Затем стал заваливаться на бок.

Егор потянул Юлю дальше, но у нее наконец прорезался голос. Правда, не совсем тот, что привыкла слушать постоянная аудитория программы «Наша эра», – в среду в двадцать тридцать, в субботу в семнадцать ноль-ноль.

– Ты дебил?! – взвизгнула она, упираясь, тормозя движение. – Что творишь?! Здесь приличное место! Зачем…

– Заткнись, – перебил Егор.

Говорил он без крика, но прозвучало это очень страшно. Она замолчала. И перестала упираться. Он продолжил:

– Там, в зале, баба словила пулю. А должна была словить ты. Теперь молчи. Все разговоры потом. Когда выберемся. Если выберемся. Молчи, сбавь шаг и улыбайся.

Она шагала, она молчала, она улыбалась (хотелось бы взглянуть потом на эту улыбку). В холле он усадил ее на диванчик, метнулся куда-то. Вернулся быстро, через считаные секунды. Ей показалось, что прошла вечность. За вечность она успела понять, что произошло. Да, там стреляли. Да, стреляли в нее – недаром же прожектор разлетелся над головой, осыпав стеклянной крошкой. Или не в нее. В него. Или в них обоих. Но стреляли всерьез, без дураков. Настоящими пулями. Способными убить. Его жестокий и кошмарный мир ворвался следом за ним. А она идиотка.

На констатации этого факта вечность закончилась. Появился Егор, вновь потянул за собой.

– Выходим на парковку. Держись рядом и мгновенно выполняй любую команду.

– Ключи… – безжизненно произнесла она. – В сумочке, в зале…

– Плевать. На твоей нельзя… Потом заберешь и ключи, и тачку.

На улице уже стемнело. Парковка выглядела зловещей. Погасшие фары машин уставились, как глаза оцепеневших чудовищ. Оцепеневших, но готовых в любой момент ожить и растерзать. Казалось, что в какой-то из машин сейчас опустится стекло или распахнется дверца, высунется черный хищный ствол, и…

– Забейся за колонну и не отсвечивай. Я сейчас вернусь.

Он быстро, почти переходя на бег, пошел вокруг здания, к главному входу. Юля разглядела в его руке не то кепку, не то фуражку, вяло удивилась: когда и у кого, а главное – зачем, успел умыкнуть? И выполнила команду – укрылась за колонной от немигающих взглядов фар.

На парковку вкатила машина, развернулась. «Бугатти». Она вздохнула. Нормальные люди. На нормальной машине. Из нормального мира. А она… Ей захотелось вернуться в зал ресторана. И убедиться: там все в порядке. Кошмар рассеялся. Мир остался прежним и прочным.

Дверца «бугатти» приоткрылась. Егор призывно помахал рукой. Она шагнула вперед неуверенно, сомневаясь: может, все-таки вернуться в зал?

– Быстрее, – поторапливал он. – Скоро здесь будет вся королевская рать. При поддержке авиации и бронетехники. Полночи проведешь, давая показания. Говорил же: в пельменную надо ехать!

Она засмеялась. Не веселым смехом, а скорее истерическим. Смеясь, она села в машину. «Бугатти» вырулил со стоянки и укатил. Машины с мигалками подъехали через три минуты.

Первые полчаса Егор кружил по городу, по видимости, бесцельно. Как она потом поняла, просто давал ей время прийти в себя. Оклематься.

Она пришла и оклемалась, она умела быстро вскакивать на ноги после нокаутирующих ударов судьбы. Оклемалась и тут же начала обвинять:

– Ты угнал машину… А я пособница.

– За кого ты меня принимаешь? В жизни не унижался до кражи.

– Еще хуже… Значит, я пособница грабежа? Или разбойного нападения? Сколько мне полагается?

– Расслабься… Имел место факт добровольной передачи имущества. Ты не поверишь, но есть такие глупые дельфины: подкатывают к ресторации и сами отдают и тачку, и ключи с симкой, как только увидят фуражку с оранжевым околышем.

Она тяжело вздохнула. Но оплакивать свою печальную судьбу соучастницы перестала. И даже посоветовала:

– Не вздумай держать меньше ста двадцати.

– Не маленький, сам знаю…

Если ехать на «бугатти» или другой машине того же класса, законопослушно придерживаясь установленных в городе ограничений скорости, постовые начнут махать своими жезлами. Ибо сообразят: или машина угнана, или владелец ее сотворил нечто серьезное и старается теперь быть святее папы римского. Может, у него криминальный труп в багажнике…

Сильно разгоняться тоже не рекомендуется. Сто двадцать – золотая середина.