Виктор Точинов - Все лики смерти (сборник)

Рукопись странная – ни заглавия, ни имени автора. Но уроки усвоил. Никаких вступлений-рассусоливаний. Сразу, первой фразой:

«Я убил ее на рассвете».

Открыл финал, глянул на последнюю:

«С тех пор мне нравится убивать».

Однако. Тема закольцована, ничего не скажешь. Но… Ладно, посмотрим. Устроился на диване, вздохнул. Поехали.

«Я убил ее на рассвете. Просто позвонил в дверь. Знал – открывает, не спрашивая. Два коротких звонка, один подлиннее. Так уверенно звонят свои, точно знающие, что им сейчас отопрут. Она даже не заглянула в глазок. Знал, что откроет – она. Соседи-пролетарии, если работают, – ушли еще затемно. Если выходные – спят здоровым алкогольным сном.

Одета. Собирается выходить. К первой паре. В брюках – она всегда в брюках. Всего раз видел ее в юбке – смотрелось дико. Как адмирал в кителе, при наградах, регалиях – и в женских кружевных колготках…

Привет. Я к тебе. Ты ведь ждала? Она не ждала. Она спокойно спала, она с аппетитом кушала, она не запирала дверь на цепочку. Она не заводила дога и не приобретала газовик. Она занималась любовью – с усталым любопытством, как всегда. Но она не ждала.

Молчит. В глазах – легкое недоумение. И спрятанное презрение, не очень глубоко спрятанное. Молчит. Но мне и не нужен ответ».

М-да… Телеграфный стиль учителя, один из его любимых, усвоил хорошо, никаких сомнений. Но тут не только стиль, не только.

Дочитал до конца страницы, все больше мрачнея. Остановился на середине фразы. Не стал переворачивать. Что дальше – и так ясно. Будут убивать. Ясно – чем. Нож без ножен в кармане просто так не сжимают. Даже понятно – как. Недаром герой (герой?) уставился на горло. На горло тридцатилетней женщины с первыми легкими складочками. Но главное – не это. Совсем не это.

Это его рассказ. Написанный, как написал бы он. Если бы в голову пришла дурная мысль проанатомировать убийство. Не подражание, не пародия, не механическое заимствование стиля и оборотов. Глубже. Чтобы написать так, надо влезть внутрь. В шкуру, в мозг. Отождествиться. Как такое смог этот едва знакомый парнишка с редеющими на макушке светлыми волосами? Как? И зачем?

Скрипнул зубами, отложил недочитанные листки. Подсел к компьютеру, минут двадцать яростно стучал по клавишам. Печатал двумя пальцами, но очень быстро. И сильно – клавиатуры выдерживали по году, редко больше. К утру указательные пальцы не слушались, переходил на средние… Запустил на печать, смотрел, как медленно ползет страница из принтера. Вернулся на диван, перевернул следующий лист, положил свой рядом. Водил глазами с одного на другой, чувствуя, как лоб покрывается испариной.

Это не были два идентичных текста. Но сходство – несомненное. Очень сильное сходство. Как если бы ему пришлось восстанавливать потерянную страницу рукописи – не сразу, через несколько месяцев. М-да.

Но: он не писал такой рассказ. Он не читал раньше такой рассказ. Он ничего не слышал про такой рассказ. Ему не приходила в голову такая тема. Никогда. Или?

Ученик оказался слишком хорошим? Настолько хорошим, что смог не просто скопировать – предвосхитить рассказ учителя? Ненаписанный, даже незадуманный? Слабоватая идея. Сюжет хилый. Куда интересней: плагиат с использованием машины времени. Нет, машина – архаизм, тут должна быть какая-то пространственно-временная лазейка… И сразу коллизия: пять лет тому вперед ты украл вещицу у мэтра, вернулся, издал как свою – мэтр, понятно, ее теперь не напишет. У кого же ты ее сопрешь – пять лет спустя? Ну ладно, допустим, из старого журнала, со своей уже фамилией… Но кто ее тогда написал? Ситуация… Тема не фонтан, но рассказ слепить можно. Легко. За два вечера. Вполне читаемый. Только разбавить детективной линией и вставить пару загодя приготовленных хохм – чистая фантастика теперь не в моде.

Идейка потом пригодится, но сейчас ничего не объясняет – ввиду отсутствия пространственно-временных лазеек в ближайших окрестностях.

Вариант: ученик-ясновидец. Вроде Ванги. Прозревает будущее и сразу заносит на бумагу. В виде рассказов. Чужих. Да, маразм крепчает.

И что я все: ученик, ученик. Можно посмотреть, как зовут и кто такой.

Долго рылся в беременном бумагами шкафу, нашел папку с анкетами этой группы. Анкеты ерундовые, одна страничка, десять пунктов: хочешь – заполняй, не хочешь – ставь прочерки. Можешь наврать от души, никто и ничего не проверяет, даже имя с фамилией.

Выбрал нужную методом исключения. Почитаем. Буквы квадратные, почти печатные. Так заполняют документы люди с трудночитаемым почерком. В графе «фамилия» – Рулькин А. А. «Имя» и «отчество» – пустые. Ну-ну… Писатель Рулькин – звучит гордо. Кстати, что значат эти А. А.: Александр? Алексей? Андрей? Точно, Андрей, вот и имя всплыло в памяти.