Константин Образцов - Красные цепи

Я чуть смещаюсь в сторону, не сводя взгляда с желтых глаз упыря. Он не замечает моего движения. Еще немного, и я смогу одновременно с выстрелом попробовать уйти с линии огня. А пока нужно с ним говорить.

— Я же видел книгу, — отвечаю я. — Во время своего первого визита к вам, помните, лорд Марвер? Вы еще рассказывали мне про гримуары.

Он качает головой.

— Это было досадной оплошностью. Но кто знал, что вы так бесцеремонно начнете рассматривать лежащие в комнате вещи в отсутствие хозяина? Да и вас тогда я совершенно не воспринимал всерьез: подумаешь, еще один бездельник, которого праздное любопытство заставило поинтересоваться старинными алхимическими трактатами. К тому же я привык, что могу хранить книгу совершенно открыто. Никто, увидев эту старинную рукопись, не мог бы понять, что она представляет собой на самом деле. А вы вот поняли.

— Не сразу. Ключом к разгадке стали два вопроса, которые не давали мне покоя несколько дней. Первый сформулировал покойный Мейлах: он не понимал, почему «венецианский список» манускрипта написан на скверной школьной латыни, что совершенно не вязалось с высокой образованностью автора книги. А второй я задал себе сам, когда до конца прочитал «Хроники Брана»: зачем леди Вивиен потребовалось переписывать книгу перед тем, как отдавать ее писцу, сделавшему те самые семь копий? Так получилось, что мне случайно подсказали ответ на оба вопроса: леди переводила книгу с другого, хорошо известного ей языка, а латынью владела не настолько свободно, чтобы форма соответствовала глубине содержания. Когда я это понял, оставалось только узнать, на каком языке мог быть написан первоисточник.

Я еще чуть сдвигаюсь вправо, одновременно кивая головой назад, в сторону лежащей на пюпитре книги.

— Dearg Ceangal. Так звучит название «Красные цепи» на ирландском, родном языке леди Вивиен и лорда Валентайна. Первоначальный текст был написан по-ирландски, островным минускулом или гиберно-саксонским письмом, особым типом почерка, которым писали в Средние века в Ирландии, а потом и в Британии. Его сложно с чем-то спутать. Это та самая рукописная вязь, которую я видел на страницах вашей книги. После этого все стало на свои места.

Роговер качает головой и цокает языком.

— Знаете, почему я не застрелил вас сразу? — спрашивает он своим скрипучим, как песок склепа, старческим голосом. — Жаль было разбрасываться по комнате такими мозгами. Даже покойный Миша Мейлах так и не смог додуматься до всего этого.

— Вы сделали все для того, чтобы этого не произошло. Сломали ему жизнь, превратили в полубезумного алкоголика, а потом и убили, испугавшись, что с моей помощью он найдет ответы на свои вопросы.

— Мейлах был никчемным и слабым человеком, хотя и талантливым ученым. Конечно, когда вы явились ко мне во второй раз со своими расспросами, я был вынужден подстраховаться. Мне не удалось тогда перехватить нашего пьяницу по дороге домой, так что пришлось немного попугать его, чтобы выгнать из квартиры. Не стоит жалеть: он бы все равно спился и погиб. А вот вы — совсем другое дело. Признаться, мне даже немного жаль, что наш такой откровенный разговор происходит в подобной обстановке. Ведь все могло быть иначе.

— Например?

Еще одно незаметное движение в сторону. Совсем немного — и я буду готов стрелять.

— Например, мы могли бы договориться, — говорит Роговер. — Вы же неглупый человек, Родион, у вас есть сила, характер. Да и лишним гуманизмом вы не отличаетесь и вряд ли станете спорить с тем, что жизнь абсолютного большинства людей в этом мире есть лишь унылое, бессмысленное животное существование, ничем не отличающееся от того, которое ведет на ферме скотина, предназначенная на убой. Вы не можете не видеть, какие огромные перспективы способен открыть перед вами мой эликсир и какой подарок готова сделать вам судьба.

— Не вижу. Наверное, он слишком тщательно упакован.

Некромант усмехается, скаля желтые длинные зубы.

— А зря. Я подозреваю, что вами движет какая-то личная неприязнь, хотя, если посмотреть на ситуацию отстраненно и беспристрастно, я просто безобидный старик. Много ли мне нужно было, пока не началась вся эта свистопляска с продажей ассиратума? Две жертвы в год, только и всего, для меня и моего маленького дружного коллектива. Две глупые, никчемные жизни, все содержание которых до гробовой доски известно наперед, как банальный сюжет бульварного романа, в обмен на собственную блистательную вечность.