Андрей Буровский - Необъяснимые явления. Это было на самом деле

Тут вдруг вываливается один: видно, что эвенк, но в ватнике, несет бревно. Шел он себе через лес, как будто никого здесь и нет и даже и не может быть. Нас заметил, ахнул, бревно бросил, попятился. Что делать?! Брать живым надо, а как возьмешь? Он сразу в лес отходить; руки расставил и отходит, отходит. Ну что поделать: ему тихо, властно так: «Стоять!». Он повернулся, припустил, да еще с криком. От пули не уйдешь, да зато выстрел, крик этот. Там, впереди, тоже крик, много людей кричат, и слышно уже, что крик-то растерянный – не ждали.

(В этом месте Иван Иванович долго гадостно хихикает.)

Мы, понятное дело: «Ура!». Спереди и стреляли всего ничего, раза три, и побежали.

Там что? Там поляна большая, и юрты большие стояли. Не чумы, нет… Чумы я сто раз видел: тут другое… Эти юрты… не юрты… они в землю заглубленные, стены из корья и из жердей, высокие, в два человеческих роста. Не чум, не изба, не барак. Никогда такого и не видел.

Посреди поляны там каменный идол стоит. Что каменный и что идол – это мы поняли после, сперва просто видели: торчит что-то… может, столб? И костер горит перед столбом.

Из них, из тех, что здесь были, только двое и сопротивлялись. Один выбежал из юрты этой и из двустволки – по цепи. Задел одного, а сам сразу так и повалился. Оказалось: русский, дезертир. Почему дезертир? А кому еще из русских тут оказаться? И как? Другой поумнее – залег за бревном, еще выждал, чтоб в упор и из винтовки. Это старый эвенк был. Очень старый, даже непонятно, сколько лет.

Остальные побежали через лес. Только куда ж они денутся с острова?

Что брать живых надо, это все понимают, а брать удалось только двух. Третий так и поплыл через озеро, в таком месте бросился, где не ждали. Пришлось брать из винтовок, на расстоянии.

Еще старик один в юрте сидел. Тоже старый-старый, непонятно, сколько лет. Сидит, что-то жует. Ему: руки вверх! А он и завалился на бок, пена изо рта, и помирать.

Эти двое взятые – эвенки, по-русски ну совсем не понимают. Мы по-ихнему – они по-нашему! Ну да ладно, наше дело небольшое, доведем их, куда надо, там разберут, что за люди.

Только место тут странное, непонятное место и от того довольно жуткое. Этот вот каменный идол… Тут, к этому месту на острове, камень выходил из недр земли. Не отдельные булыжники, а сплошной слой, каменный, толща. Этот идол в два роста человека, высечен красиво… Вот такой.

(Тут Иван Иванович нарисовал этот идол, и я содрогнулся – так идол походил на «умулюхы». Только ноги были вместе, потому что выходили из земли.) У всех этих, кто был на острове, на шеях такие же висели. Я один с собой взял, вот…

На стол плюхнулся знакомый мне «умулюхы», только не из нефрита – из белого с прожилками траппа.

– А что было в юртах? В них жили или не только?

– Ясное дело, «не только». Там барахла было! И шкуры, мало того – запасы пушнины… Еще шкуры с рисунками. Оленьи шкуры, а на внутренней стороне – рисунки. Фигурки, бубны, шаманские одежды, какие-то непонятные инструменты, неизвестно для чего… Наше дело какое? Исполнить. Погрузили мы все это во вьюки, чтоб увезти на оленях. Когда привезли – сдали.

– Где это сейчас?

– А я знаю? Вот ночевать там было…

От полноты чувств Иван Иванович качает головой, высасывает полстакана «зубровки».

– Там вообще ходить неприятно… Плохо как-то. Есть такие места.

Я согласно киваю: да, такие места очень даже есть.

Тогда у НКВДшников ночевка получилась совсем неприятная. Всю ночь то ли ходил кто-то вокруг лагеря, то ли им всем дружно чудилось… Само собой, выставили они охранение, дважды у караульных доходило дело до стрельбы. Вроде кто-то приближался к ним из глубины острова и все шел и шел, не отвечая на крик. Непонятное что-то: человек – не человек… Потом, когда уже стреляет караульный, оказывается, нет никого, никто не шел… Хотя виделось ясно, и не одному – двоим сразу.

Второй раз караульные видели даже не просто смутную фигуру, а рассмотрели: шло на них что-то вроде человека, только раза в два больше и с медвежьей головой. Глаза горят зеленым, лапа протянута, как рука, с длинными черными пальцами… Пальнул один караульный, другой закричал дурным криком – ничего вовсе и нет, все исчезло.

В общем, выспались сталинские соколы неважно; утром порадовались: сразу запалили все, чего нельзя взять с собой, снялись и ушли с дурного места. За десять дней дошли до реки, до поселка старообрядцев. Хоть и страшная глушь, а поселок показался им уже чуть ли не домом после комариной тайги, болота этого и острова.