Анна Железникова - Самая страшная книга 2016 (сборник)

«Самая страшная книга» открывает третий сезон. Читайте нас, обсуждайте нас. Обязательно заглядывайте на страничку «Готовится к изданию» – впереди вас ждет много интересного. До жути много прямо жуть как интересного. Хе-хе.

Небо над головой гудело, расплывалось свинцовыми чернилами и пожирало деревья огромными хлопьями снега, серыми, похожими на пепел. Они оседали в сухую прошлогоднюю траву и тонкой пленкой тянулись среди черных извилистых стволов и редких ледяных корок, оставшихся после сошедших сугробов. Скользивший над землей ветер проваливался сквозь оголенные шершавые ветки, еще не успевшие очнуться от зимней спячки, и мерно постукивал ими о сморщенную березовую кору.

Словно где-то там, среди деревьев, стоял маленький невидимый человечек с палочкой в руке, а один из стволов был его теряющимся в вышине барабаном. Дремавшие под землей корни слегка подрагивали в такт ударам и двигались из стороны в сторону, проверяя, согрелась ли земля после долгих морозных месяцев или вокруг – все та же заиндевелая мертвая паволока.

Андрейка поежился при мысли о невидимом человечке. Ему хотелось спрятаться от снежных хлопьев, круживших в воздухе, словно рой белых мокрых оводов, жалящих щеки и руки, залепляющих глаза холодными мутными крыльями. Но старая отцовская куртка не только пропускала ветер и снег – она была еще и на несколько размеров больше. Ее облупившиеся дерматиновые края касались коленей, и, как их ни застегни, все равно не спасешься от тянущегося снизу холода.

Думать о невидимом человечке было страшно: он сразу начинал мерещиться повсюду, куда ни посмотри. В конце концов, деревянные палочки торчат рядом с каждым пнем и каждым деревом. А что, если одна из них – его? Крадется к Андрюше, прячась за маревом сыплющегося пепла, оставляет незаметные следы. Стоит палочке коснуться ботинка или штанины, и ноги сами собой расковыряют подошвы и поползут в мерзлую землю, а из рук проклюнутся бурые ивовые прутья с распускающимися на кончиках пушинками.

И все-таки это было гораздо лучше, чем смотреть, как в двух шагах от него на потрескавшемся пне высотой в папин рост лежит черный медвежий череп.

«Стой здесь, – сказал папа. – Никуда не ходи. Я скоро вернусь».

Зачем они вообще сюда пошли, ничего не сказав деду с бабой? Взяли сумку для фотоаппарата, сказали, что хотят сфотографировать летящий через лес снег.

Андрейка точно знал, что фотоаппарат остался дома, в городе. Вместе с мамой, которая «век бы не знала эту глушь».

Первый раз в жизни Андрейка видел, как папа говорит неправду, да еще и так, что от правды не отличишь. Неужели он и до этого так делал?

Они шли через застрявшие в воздухе снежинки, осматриваясь по сторонам и внимательно разглядывая древесную кору. Кое-где на ней торчали клочки черной шерсти, стиснутые тяжелыми берестяными складками.

«Так-так-так, – шептал папа под нос. – Здесь у нас коготь нацарапан, значит, направо… Андрейка, ну-ка присмотрись, у тебя глаза поострее, нет ли где еще шерсти?»

Зачем кому-то вешать на деревья шерсть? Может, он запутывает маленького человечка или живущего в земле хранителя воды?

Хранителя воды Андрейка боялся больше всего, потому что каждый день спускал к нему в скважину насос «Ручеек» со вставленным в боковой раструб резиновым шлангом. Однажды хранителю надоест, что кто-то ворует его воду, он дернет веревку с той стороны трубы, и Андрюша упадет вниз вместе с насосом и летящими сверху кольцами шланга.

Мальчик тут же одернул себя и подпрыгнул: то ли от стоящего в лесу холода, то ли от того, что по его спине пробежали мурашки. Ага, как же, пролезет он в скважину, держи карман шире. Туда и насос-то с трудом проходит: стукается металлическими боками о стенки осадочной трубы.

Но если хранитель очень захочет… если он потянет изо всех сил…

И все же череп куда страшнее.

Когда папа увидел этот череп, его брови перестали хмуриться, и с той секунды он не произнес ни слова. Андрюша понимал: именно его папа и искал, высматривая среди деревьев черную шерсть.

«Стой здесь. Никуда не ходи. Я скоро вернусь».

Череп был облит потрескавшимся черным варом, а из его макушки торчала скрученная засохшая стружка, спускавшаяся вдоль пня до самой земли. Прилепленная сверху, словно застрявшее в смоле насекомое.

Огромные передние клыки сомкнуты. Пустые глазницы блестят от налипших внутри хлопьев весеннего снега. Будто бы живой. Будто бы с наступлением ночи из кости прорастут бурые волосинки, из горловины выползет шея, а вслед за нею и остальное тело.