Р. Стайн - Проклятие гробницы фараона

Дядя Бен открыл было рот, но тут зазвонил телефон. Дядя Бен ушел в спальню и поднял там трубку. Это был старомодный черный аппарат с диском вместо кнопок. Дядя Бен слушал, и у него мрачнело лицо.

— Планы меняются, — сообщил он несколько секунд спустя, повесив трубку и вернувшись в гостиную.

— Что случилось, папа? — спросила Сари, отставляя в сторону миску с сухим завтраком.

— Очень странно, — ответил он, почесывая затылок. — Прошлой ночью заболели двое рабочих. Какая-то таинственная болезнь. — На лице дяди Бена явственно читалась тревога. — I Их отвезли в госпиталь в Каир.

Он взял бумажник.

— Мне лучше отправиться прямо туда, — сказал он.

— А мы с Гейбом? — Сари посмотрела на меня.

— Я вернусь через час или около того, — сказал дядя Бен. — Подождите в номере, хорошо?

— В этой комнате? — вскричала Сари, словно это было ужасным наказанием.

— Ну, хорошо. Вы можете спуститься в гостиничный холл, если хотите. Но не выходите на улицу.

Он натянул желто-коричневый жакет, проверил, на месте ли бумажник и ключи, и поспешно вышел.

Мы с Сари грустно переглянулись.

— Чем бы ты хотела заняться? — спросил я, передвигая вилкой нетронутые оладьи на тарелке.

Сари пожала плечами.

— Жарковато здесь.

Я кивнул.

— Ага, и душно к тому же.

— Не хочу сидеть взаперти, — заявила она, вставая и потягиваясь.

— Ты предлагаешь спуститься в холл? — Я все еще возился с оладьями, разрезая их вилкой на кусочки.

— Нет. Давай вообще уйдем из гостиницы. — Сари подошла к зеркалу в прихожей и принялась расчесывать свои черные волосы.

— Но дядя Бен сказал… — начал я.

— Мы не пойдем далеко, — не дала она мне договорить и ехидно усмехнулась: — Если ты боишься.

Я скорчил ей рожицу. Впрочем, она этого не заметила, потому что любовалась своим отражением в зеркале.

— Хорошо, — согласился я. — Идем в музей. Твой отец сказал, что он всего в паре кварталов отсюда.

Я больше не собирался уступать. Если она хочет ослушаться отца и пойти на улицу, отлично. Но с этой минуты, решил я, никаких повторений вчерашнего… никогда!

— В музей? — Сари сморщила нос. — Ну… так уж и быть. — Она повернулась ко мне. — Нам же двенадцать, в конце концов. Мы не младенцы и можем гулять где хотим.

— Ага, — сказал я. — Я оставлю дяде Бену записку, напишу, куда мы идем — на тот случай, если он вернется раньше нас. — Я подошел к столу и взял ручку и маленький лист бумаги.

— Если ты боишься, Гейби, мы можем просто прогуляться вокруг гостиницы. — Сари искоса посмотрела на меня, чтобы оценить, как я на это отреагирую.

— Ни за что! — твердо сказал я. — Мы идем в музей. Если ты, конечно, не боишься.

— Ни за что! — собезьянничала Сари.

— И не называй меня Гейби, — напомнил я.

Я написал записку дяде Бену. Затем мы на эскалаторе спустились в холл. У молодой женщины за стойкой мы разузнали, где находится музей. Нужно было повернуть за гостиницей направо и пройти два квартала.

Когда мы вышли на залитую солнцем улицу, Сари вдруг заколебалась.

— Ты уверен, что мы поступаем правильно?

— Да что может случиться плохого? — спросил я.

— Пошли. Нам сюда, — сказал я, жмурясь от яркого солнца.

— Жарко, — пожаловалась Сари.

Улица была полна народу и очень шумной. Из-за автомобильных сирен нельзя было ничего расслышать.

Водители нажимали на клаксоны в ту минуту, когда заводили мотор, и не отпускали их, пока не прибывали в пункт назначения.

Мы с Сари держались рядом, пробираясь в толпе, запрудившей тротуар. Народ тут был самый что ни на есть разнообразный.

Мужчины в деловых костюмах шли рядом с мужчинами, которые, как мне показалось, были одеты в мятые белые пижамы.

Мы видели женщин, похожих на тех, которых можно было встретить на любой улице в Америке, — в ярких леггинсах, стильных юбках, слаксах или джинсах. За ними шли другие женщины — одетые в длинные развевающиеся черные платья, а их лица были закрыты плотной черной паранджой.

— Этого уж точно у нас не встретишь! — воскликнул я, стараясь перекричать гул автомобилей.

Я был так увлечен разглядыванием пестрой толпы, что почти не смотрел на дома. И прежде чем я вспомнил об этом, мы уже стояли перед музеем — возвышающимся над улицей высоким каменным строением, к которому вела длинная лестница.

Мы взобрались по ступеням и вошли в вертящуюся дверь музея.

— Как здесь тихо! — вполголоса удивился я. Было так чудесно скрыться от гудящих сирен, переполненных тротуаров и кричащих людей.