Дженнифер Макмахон - Люди зимы

Трудно передать, какое облегчение я испытала, когда убедилась, что все это не сон.

Но, как я уже говорила, дверь не открывалась.

– Ну хорошо, дорогая, – сказала я и, немного отступив от шкафа, села на пол. – Тебе виднее. Можешь не выходить, главное – я знаю, что ты там… – Я немного подумала и добавила: – Но мне, все-таки, очень хочется с тобой поговорить. Давай сделаем вот как: я буду задавать вопросы, а ты в ответ будешь стучать по двери. Один раз – «да», два раза – «нет». Хорошо?..

Тут я задумалась, что же мне спросить. Мне так много хотелось узнать у Герти: запомнила ли она, как падала в колодец? Было ли ей страшно? Больно?..

Нужно задавать такие вопросы, на которые она сможет ответить «да» или «нет», напомнила я себе.

– С тобой все в порядке, дочка? У тебя ничего не болит?

Нет ответа. Я вздохнула и попробовала снова, решив про себя, что не буду касаться последнего дня и ужасных подробностей ее смерти.

– Тебе что-нибудь хочется? Может, ты голодна?

Не успела я договорить, как раздался один сильный удар.

– Ну да, конечно!.. Прости меня, милая. Сейчас я принесу тебе что-нибудь поесть.

Я сбежала по лестнице, нашла в буфете пресные лепешки и варенье, достала из кладовки кусок сыра, потом подогрела молока и развела в нем ложечку меда, как любила Герти. Мое сердце пело от радости – ведь я снова готовила еду для моей девочки, но когда я возвращалась в спальню, меня неожиданно охватил страх. Я боялась, что найду шкаф пустым, боялась, что все это мне просто приснилось, и Герти по-прежнему мертва.

– Ну, вот и я! – громко сказала я, подходя к шкафу. – Я принесла тебе поесть. Я оставлю еду здесь, у дверцы, ладно?.. – Я прислушалась. – Хочешь, я уйду, пока ты будешь есть?

Один удар.

Всего один – но сколько радости он мне принес!

Я поставила тарелки на пол перед дверцей шкафа.

– Я буду в коридоре, – пообещала я, пятясь к двери.

Выскользнув из спальни, я плотно закрыла за собой дверь и затаила дыхание. От беспокойства и волнения я принялась обгрызать заусеницы на пальцах, и спохватилась, только когда из ранок проступили капельки крови. Чтобы отвлечься, я стала вспоминать, как мы с Герти когда-то играли в прятки в доме или во дворе. Тогда я точно так же ждала, закрыв глаза, и громко считала до двадцати. Наконец я выкрикивала последнее предупреждение «Пора-не пора, я иду со двора!» – и отправлялась на поиски. Когда мне удавалось ее найти, я крепко обнимала ее, поднимала на руки, а Герти смеялась и кричала мне: «Скажи, разве я не лучшая прячунья ?»

«Да, милая. Конечно, ты – лучшая в мире!» – отвечала я.

Иногда, впрочем, игра начиналась без предупреждения, в том числе даже когда мы ездили за покупками в город. Бывало, в универмаге я оборачивалась, думая, что Герти идет следом, и обнаруживала, что она исчезла. Я, конечно, немного нервничала, но старалась не подавать виду и терпеливо, как делала дома, ходила между рядами и искала мою девочку. Дощатый пол слегка поскрипывал у меня под ногами, а я заглядывала под полки и стеллажи с мукой, сахаром, солью, содой и крупами, искала в углу за бочками с патокой, за прилавком, и даже в закутке возле угольной печки, где зимой старики любили посидеть, погреть свои старые кости и почесать языки. Я окликала Герти по имени, а другие покупатели – фермеры в комбинезонах или городские леди, зашедшие в магазин за нитками или коробкой стирального порошка – посмеивались и цокали языками. Многие даже принимали участие в игре, вставая так, чтобы закрыть убежище Герти своим телом, а Эйб Кашинг однажды позволил ей спрятаться за прилавком – прямо под кассовым аппаратом. Пока я ходила по всему залу, он знай посмеивался в усы, да кормил Герти ирисками и лакричными леденцами.

Но сегодня мы с Герти играли в новую игру, и я не была уверена, что знаю все правила.

Текли минуты. Я стояла неподвижно и прислушивалась.

Наконец я услышала скрип петель отворяемой дверцы, потом по полу заскребла тарелка, которую кто-то тащил. Мне ужасно хотелось увидеть Герти хоть одним глазком – увидеть и убедиться, что она действительно восстала из мертвых, но я не посмела. Собрав все силы, я сумела удержаться и не приоткрыть дверь. Я даже не попыталась заглянуть в замочную скважину, потому что не знала, к чему это может привести.

На некоторое время в спальне снова воцарилась тишина, потом раздался звон бьющегося стекла. Для меня это оказалось уже слишком, и я рывком распахнула дверь, но успела увидеть только, как закрывается шкаф. Тарелка была перевернута, лепешки, варенье и сыр валялись на полу, а стакан с молоком оказался разбит вдребезги.