Александр Варго - После заката

Антонина потрудилась здесь на славу. Нигде ни пылинки, ни соринки, посуда в сушилке-«ленивке» сверкает, заново вымытая. Марина прошла в горницу, откинула край покрывала с большой двуспальной кровати — белье хрусткое, свежевыстиранное. Кирилл остался в соседнем помещении, совмещавшем функции кухни и столовой, крутанул кран, вода забарабанила в эмалированную раковину. Цивилизация, однако… Он-то ожидал увидеть какой-нибудь антикварный рукомойник, на носик которого приходится нажимать намыленными руками…

— Так хорошая вода, вкусная, — пояснил Лихоедов, — добрый колодец был у Викентия, правда, застоялся малехо, но я ж кубов пять выкачал, да и все путем… Вон тама унитаз даже стоит, — он кивнул на неприметную дверь, — все как в городе, тока вот канализации нету, все в яму текет, хошь не хошь вычерпывать раз в год надо. Ну да коли деньги водятся — плати тыщу, сенизаторы со Сланцев прикатят, сами все и выкачают…

Видимо, наследник не стал забирать абсолютно ничего из вещей умершего Викентия. Оно и понятно: например, старый черно-белый телевизор «Темп» разве продашь? Лет через семьдесят, возможно, коллекционеры будут платить бешеные деньги за такие уцелевшие раритеты. Но не сейчас…

Холодильник — ЗИЛ с закругленными очертаниями и торчащей из корпуса массивной ручкой-рычагом — помнил еще более древние времена. Шестидесятые годы, когда мало кто из советских граждан жил в отдельных квартирах — в ручку встроен замок, дабы соседи по коммунальной кухне не подворовывали продукты и не подливали в суп чернила.

Холодильников, кстати, здесь имелось целых три: помимо упомянутого ЗИЛа, в обширной кладовке стоял еще один, неизвестной модели: металлические буквы названия оторваны с передней панели. И третий, в сенях, — «Самарканд» несколько более современного вида.

— Так что все три на ходу, без обману, — Трофим воткнул штепсель «Самарканда» в розетку — холодильник заработал шумно, завибрировал, да что там — просто-напросто затрясся, словно в честь пробуждения от долгого-долгого сна собрался немедленно пуститься в пляс на своих крохотных винтовых ножках… — однако передумал и несколько поутих. Лихоедов широким жестом распахнул дверцу — лампочка исправно загорелась, осветив белое пластиковое нутро. Полки там отсутствовали, равно как и пластмассовая дверца на морозильной камере.

— Так этот вот весь одна морозилка сплошная и есть, — пояснил Лихоедов в ответ на вопрос Марины. — Если, значит, свинью забить, али другую животину, — разве ж сюды все впихнешь? — Он щелкнул пальцем по кожуху камеры. — А так мороз на всю нутренность…

Кирилл удивился было — ему почему-то казалось, что крестьяне режут скот поздней осенью, либо в начале зимы, как раз во избежание подобных проблем. Хотя какие нынче зимы, смех один в сравнении со старыми временами, — плюс пять и дождичек под Новый год никого уже не удивляют… Вот и подорвало глобальное потепление климата традиционный уклад деревенской жизни.

— Так-то все путем, телевизор тока вот не фурычит, — вздохнул Трофим. — Я врубил — шипит, ничего не кажет… Сломался, али с антенной чего… Ну да беда небольшая, что вам та рухлядь, новый с городу привезете.

На этом он счел свои обязанности гида-экскурсовода законченными. Спросил:

— Так это… когда обратно-то вы?

Кирилл переглянулся с женой. Ответила глава семейства (Марина, разумеется):

— Завтра, в воскресенье. После обеда, до вечера оставаться не станем. Кирюше в понедельник на работу.

— А-а-а… — неопределенно протянул Трофим. И брякнул на обеденный стол связку ключей. — Так уж сами разберетесь, какой от бани, какой от сарая… На возвратном пути заедете, отдадите. Ну а ежли глянется хозяйство, с Николаем-то сланцевским сами дальше разговоры ведите, а я свою службу справил… Пойду, делов седня навалом. Родительский день как-никак завтра.

Кирилл слегка удивился. Он ждал, что Лихоедов еще долго будет расписывать достоинства дома и обстановки. Похоже, версия об агентских процентах шита белыми нитками. Но отчего тогда они с Антониной столь тщательно возились с предпродажной подготовкой? Деревенский менталитет, надо полагать. В городе, пожалуй, куда реже встречаются люди, так ответственно и с душой относящиеся к чужим просьбам.

Трофим ушел. Они остались вдвоем.

— Я чувствую себя Машей из сказки про трех медведей, — сказала Марина. — Кажется, сейчас дверь распахнется, ввалится хозяин: ну-ка, кто тут ел из моей миски?