— Женские руки, — прошептал он. — Но в остальном ничего женского.
Смутные чувства овладели Яном. Освобождение, искупление, почти чувство благодарности: удалось! Он ощутил это впервые. Когда он видел ее в Ильмау обнаженной и спящей на эстраде зала для докладов, закутанной в белые простыни, на больничных носилках с черной полумаской на лице, он, конечно, знал, что это Эндри, ставшая теперь мужчиной, но он этого не ощущал: предмет зрелища был ему совершенно чужд. Только теперь он это почувствовал, и с его груди спала огромная давящая тяжесть. Он глубоко вздохнул.
Но тотчас же и, пожалуй, еще сильнее охватило его и другое чувство — внезапная скорбь о чем-то навсегда утраченном. То, что он нашел мальчиком, что более тридцати лет сопровождало его в жизни, всегда выплывая то тут, то там, что было прирожденной его собственностью, пусть даже он в данную минуту не желал действительно ею обладать, что принадлежало только ему и никому другому на свете, — теперь уже не существовало. Не было женщины по имени Эндри. И он ощущал, что сам, из дерзкой прихоти, выбросил самое лучшее, прекрасное, чем владел.
Он прикусил губу.
В это время с лестницы сходила в голубом пальто с маленькой сумкой в руках сестра Роза-Мария. Она натолкнулась на обоих и в испуге остановилась.
— Так спешите? — засмеялся Эндрис. — Куда?
— Они приехали, — ответила она, — ваша невеста, ваш кузен и еще один господин. Меня уже рассчитали, и я должна переехать в отель «Морис».
— Рассчитали? — спросил он. — Кто же именно?
— Ваш кузен! — ответила сестра. Она опустила глаза, затем снова подняла их, приоткрыла губы. Она сияла.
Ян видел в зеркале ее лицо.
— Точно книга, — подумал он, — книга с картинками и с надписями жирнейшим шрифтом. Даже ребенок мог бы прочесть!
— А, мой кузен! — повторил Эндрис.
Он немного колебался. Быстрая улыбка заиграла возле его губ.
— Кланяйся ему от меня, слышишь, Роза-Мария!
Затем он поискал в жилетном кармане и вынул кольцо — драгоценный звездчатый сапфир, отделанный бриллиантами. Ян узнал его — это было кольцо, подаренное ей в Мюнхене мистером Брискоу.
Эндрис схватил руку сестры и надел ей кольцо на палец поверх перчатки.
— Слишком велико для твоей ручки, — засмеялся он. — Ты должна отдать его уменьшить.
Немного помолчав, он прибавил:
— Итак, кланяйся и скажи ему…
Он приблизился к ней и что-то прошептал ей на ухо. Сестра Роза-Мария покраснела до корней волос, вырвалась и мелкими шажками побежала через зал.
Оба посмотрели ей вслед и повернулись к лестнице.
— Постойте, мы забыли про театральные билеты! — воскликнул Прайндль. — Закажите чаю для нас, а я пойду к швейцару.
Эндрис подозвал лакея. В это время сверху с площадки лестницы послышался легкий вскрик. Эндрис посмотрел навеох — там стояла Гвинни Брискоу. Она схватилась за перила и сбежала по ступенькам прямо к нему в объятия, прильнула к его груди.
— Ты!.. — шептала она, — ты!..
Глава тринадцатая
НОСИК РИГОЛЕТТЫ
Почти каждый вечер Феликс Прайндль и Тэкс Дэргем проводили вдвоем в своем излюбленном кабачке. Они уже обошли одно бистро за другим. Тэкс успел перебрать все известные ему названия. Но здесь они задержались подольше и сделались завсегдатаями. Нигде они не чувствовали себя так хорошо, как в этом кабачке «Курящая Собака».
Тэкс очень быстро вошел во вкус. Вначале он пил только шампанское, сладкое и сухое… Затем — бордо, потом — бургундское. Теперь он уже умел ценить хорошие вина Трэни. В промежутках — кружка пива или бокал абсента. Уже много недель ни одной капли виски не было у него во рту. Он с ужасом вспоминал об алкогольных нравах в Штатах.
Молодой венец обучал его. Не то чтобы он был большим знатоком. Кроме своего родного вина и разных сортов пива он тоже мало в чем разбирался. Но у него были традиции, хороший вкус и обоняние. Он скоро обучился сам и делился своим опытом с новым другом. К тому же его французский язык, в крайнем случае, можно было понять, тогда как Тэкс лишь бормотал в нос что-то похожее на тибетскую речь. Так случилось, что Феликс сделался — и не только в выпивке — лидером, тогда как Тэкс, отведав зелья, соблазнился и стал верным учеником.
Оба стали самостоятельными людьми. Тэкс так блестяще доказал свою полную неспособность к должности камеристки, что Гвинни вынуждена была наконец отказаться от его услуг. Она отказалась и от своего плана немедленно поехать в Лондон венчаться, заявив, что сначала должна заняться своим гардеробом. Хлам, привезенный ею из Нью-Йорка, по ее мнению, никуда не годился. Она проводила свои дни у Ворта и Пакэна, Лелонг и Пату, у Агнессы и у Каролины Ребу. Купила себе новый «паккард». По вечерам она бывала в Опере или в театре. Своего жениха она не отпускала от себя ни на шаг. Таким образом, Феликс и Тэкс были предоставлены самим себе, видели жениха и невесту лишь за чаем, причем должны были восхищаться новыми туалетами Гвинни.
Читать дальше