Вдали за Ишией солнце опускалось в море. В вышине разными красками пламенело небо. Эндри смотрела с террасы, стараясь глазом крепко схватить то, что нельзя было удержать.
«Внизу огненно-красные, — думала она, — а дальше кверху розовые краски. Там, где тянутся белые облака, еще синие, а внизу — сернисто-желтые». Но все краски постоянно мешались и переливались: охряная делалась желтой, темно-фиолетовая — светло-голубой.
Пришел Ян с письмом в руке.
— Я написал бабушке, — сказал он, — передал ей почтительный поклон от тебя.
Эндри испугалась. Если бабушка узнает, где она, не велит ли она доставить ее обратно в монастырь?
Ян ее успокоил.
— Этого она не сделает, Приблудная Птичка. Она не может этого сделать, потому что распорядилась объявить тебя совершеннолетней. Если бы ты сопротивлялась, она не могла бы даже поместить тебя в монастырь. Но и без этого она оставила бы тебя в покое. Полгода тому назад я был с нею вместе в Мюнхене. Она считала монастырь хорошей школой для тебя. Пока ты сама оставалась бы там, она, конечно, не брала бы тебя оттуда даже годами. А если ты ушла, думаю, и она довольна. Ты — сама себе госпожа, Приблудная Птичка.
Эндри навострила уши.
— Как же так? — спросила она его. — В Войланде я была у бабушки. Здесь живу у тебя. Если ты, как она, меня прогонишь — что тогда?
— Бессмыслица! — засмеялся он. — Ты забыла, что у тебя есть собственное имущество от твоей матери. Бабушка еще кое-что прибавила — за твой отказ. Как раз по этому поводу я и написал ей.
— Сколько будет? — спросила Эндри.
— Не знаю точно, — ответил он, — четыреста-пятьсот тысяч будет наверняка. Достаточно, чтобы ты могла жить на них не без удобства.
С минуту они сидели молча.
— Ты должна бы немного работать, Приблудная Птичка! — начал он снова.
— А над чем ты работаешь? — пожелала узнать она. — Ради чего, в сущности, ты здесь?
Ян ответил серьезно:
— Именно для работы. Разве есть на земле место более тихое и более солнечное? Оно точно создано для работы.
Она с изумлением посмотрела на него:
— А что же ты сделал?
— Ничего, — ответил он. — Никто не может здесь работать, работать по-настоящему. Только кажется, что здесь хорошо работается. Слишком красив этот остров — страна феаков! Днем здесь живут, а работу всегда откладывают на завтра и никогда ее не делают. Когда это заметишь, проникнешься сознанием, насколько красивее жить, как полевая лилия, предоставив заботу обо всем остальном Господу Богу, — уже не хочется уезжать отсюда.
— Так ты хочешь остаться здесь навсегда? — спросила она.
Он отрицательно качнул головой.
— Я — нет. Я грежу, но когда-нибудь уж проснусь. Тогда уеду.
— Но ведь ты ничего не делаешь, — возражала она, — говоришь, что здесь нельзя работать. А утверждаешь, что я должна работать?
— Да, да, Приблудная Птичка, — воскликнул он, — всегда хорошо напоминать другим о добродетели. Выбиваться из сил тебе нет нужды. Делай только, что можешь, играя. Например, научись говорить по-итальянски. Завтра приедет мой учитель фехтования. Он был в отъезде. Обыкновенно он приезжает сюда из Неаполя дважды в неделю. Ты можешь учиться и фехтованию.
— Кажется, ты умеешь хорошо фехтовать, — сказала она. — Мне доставалось от тебя еще в Войланде.
— На рапирах и тяжелых саблях, как студенты. Это я могу. Теперь же я учусь обращаться со шпагой и с легкой саблей.
— Для чего?
— Господи Боже, Приблудная Птичка! — воскликнул он, — да для того же, для чего я карабкаюсь на скалы Фараглиони или каждые две недели пишу письмо. Надо ведь что-нибудь делать и в этой сказочной стране.
Хорошего роста и очень изящен кавалер Делла Торре. Черные волосы, миндалевидные глаза, черные усики над верхней губой. Бледное, точно из алебастра, лицо. Длинные, узкие белые руки. Фехтовал он как черт, далеко превосходя Яна и в выпадах и в ударах. Эндри смотрела на него с восхищением.
— А он действует лучше тебя, — уверенно заявила она.
Ян прищелкнул языком.
— В фехтовальном зале — конечно! Но я не хотел бы видеть на поединке этого почтенного нейтиченца!
— Как? — спросила она. — Как ты зовешь его?
Он, смеясь, продекламировал по-немецки:
«Дюжина евреев и девяносто цыган не справятся с одним нейтиченцем!»
— Он оттуда родом? — продолжала она расспрашивать. — И где это — Нейтичен?
— В пастушеской стране, в Моравии, — отвечал Ян. — Конечно, он родом не оттуда: он только по духу нейтиченец. Бравый рыцарь выдает себя за потомка романских народов, но я сильно подозреваю, что он — из левантинцев.
Читать дальше