Ганс Эверс - Сочинения в двух томах. Том второй

Они уедут, больше Гриетт ничего не знает. Таков приказ графини.

Они спустились с лестницы, сели в закрытый экипаж, которым правил Юпп. Поехали двором, через ворота замка. Тут было последнее, что она видела в Войланде: бронзовые олени на замковом мосту.

Карета поехала в Клеве и подкатила прямо к вокзалу. Билеты уже были у Гриетт. Молча простился с Эндри старый кучер. Она заметила, что он охотно бы с ней заговорил, но не смел: ему был отдан приказ.

Они направились в Голландию. Один час, за ним — другой. Прибыли в Цутфен. Это было уже в конце октября.

Приятный домик, и в нем очень чисто. Эндри получила красивую комнату, а рядом, в другой, поместилась Гриетт. Встретила их госпожа Стробаккер-Меврув, обладательница королевского диплома, практикующая акушерка. Это была толстенькая, кругленькая и здоровая женщина со щеками, как красные яблоки. Она привыкла к таким гостям, которые должны были потихоньку скрыться на несколько месяцев, и считала это самой естественной вещью на свете. Она тотчас же настояла на основательном осмотре. Установила, что все в порядке и Эндри в свое время без всякого труда принесет на свет здорового младенца. Ей нечего бояться. Во всем этом нет ничего особенного — такие вещи, Господи Боже, совершаются ежедневно.

Эндри могла делать, что ей было угодно. Ходить, гулять, читать, работать — полнейшая свобода!

Через две недели приехала бабушка. Она выглядела очень удрученной. С нею был маленький старичок в очках, которого Эндри часто вндала в Войланде, — нотариус. Бабушка сначала переговорила с ней наедине.

— Согласна ты теперь сказать, кто это был? — спросила она. Не дождавшись ответа, продолжала: — Это был Бартель. Он во всем тотчас же сознался, как только я задала ему вопрос. По его словам, ты одна была во всем виновата. Правда это?

Эндри подтвердила.

— Если ты, бабушка, этого желаешь, — сказала она тихо, — я выйду за него замуж.

— А, ты согласна?! — воскликнула графиня. — Это была бы, конечно, для тебя блестящая партия. К сожалению, он уже давно женат, имеет жену и четверых детей у себя дома, в Тироле. Об этом, понятно, он в Войланде не проронил никому ни слова.

После этого она позвала нотариуса. Тот открыл своей черный портфель, вынул большие бумаги и прочел их. Эндри едва вслушивалась, понимая только отдельные слова вне общей связи… Что она отказывается от своих наследственных притязаний на Войланд… Что она передает все свои права на ребенка… Что графиня…

— Согласна ты на это? — спросила бабушка. Она передвинула ей через стол бумаги: — Вот, прочти еще раз, если хочешь.

Эндри была на все согласна.

— Я должна это подписать? — спросила она.

Нотариус взял бумаги обратно.

— Нет, этого нельзя, барышня, — заявил он, — пока вы еще несовершеннолетняя. Я похлопочу, чтобы вы по истечении шестнадцати лет от рождения были признаны совершеннолетней, — тогда только вы сможете подписать.

Он встал, а с ним и графиня.

— Бабушка! — прошептала Эндри.

Она видела, как поднялась рука бабушки, точно так желала ее приласкать, как это делала часто, — по волосам, по лбу, по щеке…

Но графиня опустила свою руку, набросила на лицо вуаль и, не произнеся ни слова, вышла из комнаты.

Прошли осень и зима. Один день был похож на другой. Этот тихий покой ничем не нарушался.

Впрочем, один раз пришло письмо от Яна. Только пара строчек, но любезных, тепло написанных, как от брата. Большое горе, что все так случилось. Теперь уже ничего не переделать. В настоящее время ничем помочь нельзя, но пусть она ему напишет, если когда-либо будет нуждаться в нем. И он прилагал свой постоянный адрес.

Через неделю после Пасхи явился нотариус из Клеве. Он привез документ о признании ее совершеннолетней и предложил ей подписать бумаги. Не передумала ли она за это время? Он не смеет ее уговаривать, и она должна понять, что этот отказ — тяжелая вещь. Эндри это хорошо понимала. Но она подписала без колебаний. Ей казалось, что таким путем она искупит часть своей вины. Только теперь она могла свободнее глядеть вокруг себя.

Вскоре после того у нее родился ребенок, девочка. Она родила так легко, точно женщина.

— И кошка не сделает этого лучше, — похвалила ее вдова Строба ккер.

Эндри не видела своего ребенка, она не могла даже приложить его к своей груди. Гриетт, старая хромоножка, уже на следующий день увезла его.

Теперь Эндри осталась у акушерки одна. Та показала все свое искусство, закутывала ее, массировала, заставляла делать гимнастику.