Анатолий Старов - Жизнь в полумраке

— Значит ты один из слуг нашего верховного колдуна?

Решив, что в данной ситуации не стоит выяснять, кого имел в виду его собеседник, вникать во всякие несущественные мелочи, Дима охотно согласился.

— И какие же растения тебе нужны, мой младший брат?

Юноша, покопавшись в карманах джинсов, выудил на свет клочок бумажки, на котором был записан список необходимых ингредиентов. Эфиоп взял бумажку в свои руки и, близоруко щурясь, начал читать. Вероятно, ему пришлось применить свою колдовскую магию, чтобы понять, что было написано на клочке бумаги неизвестным почерком. Лишь спустя некоторое время он удовлетворенно хмыкнул и, протягивая юноше лист, проговорил своим характерным голосом:

— Понятно. Судя по ингредиентам, это магическая мазь для проникновения в мир мертвых. Отсюда я и заключаю, что ты истребитель колдунов. Это так?

— Это так, мой друг. Ты, как всегда, прав, — польстил Дима старому колдуну.

Колдун гордо, с высоты своего огромного роста, посмотрел на юношу.

— Ну, что ж. Придется нам с тобой отправиться в горы. Там есть все, указанные тобой растения. А где твой конь, мой юный друг, на котором ты сюда прибыл?

Только он это проговорил, в воздухе послышался тонкий, едва уловимый свист. Вскоре перед колдунами стоял конь, подозрительно поводя из стороны в сторону лиловыми глазами, и беспокойно перебирая ногами на белоснежном песке.

Дима, увидев предавшего его коня, подошел к нему и сильно врезал тому по животу. Где-то в глубине тела глухо екнула селезенка. Конь присел на задние ноги, потом с трудом выпрямился и еще чаще запереставлял ногами. Виновато опустил большую голову, как бы прося прощения у своего всемогущего хозяина.

— Скотина! — просипел сквозь зубы Дима, с презрением глядя на животное.

— Форменная свинья! — охотно согласился эфиоп, поправляя на плечах сползший платок.

— Ух! — замахнулся на коня юноша.

Тот, не дожидаясь очередного удара, шарахнулся в сторону, пригнув к земле круп, и настороженно прядя ушами. Дима лишь махнул рукой, давая понять всем, что разбор проступка коня на этом завершен. По окончании этой короткой экзекуции старый эфиоп ободряюще похлопал юношу по плечу и своим характерным глуховатым голосом произнес:

— Попроси при случае нашего верховного колдуна наказать это нечестивое животное. Бросить своего хозяина в беде — это верх свинства. Если бы тебе не надо было возвращаться в твою северную страну, я сам бы убил его, сварил в своем большом котле и раздал бы тем свиньям, которые хотели тебя сварить.

Конь, осознавая свою провинность, виновато стоял неподвижно, низко опустив голову и не смея даже отмахиваться от назойливых насекомых, которых здесь было в огромном избытке.

— Ладно, нам пора в путь, — промолвил эфиоп и начал оглядываться в поисках своего лука, так опрометчиво отброшенного совсем недавно.

Лука нигде не было.

— Вот свиньи, умыкнули-таки мой лук. Ну, я им устрою пиршество. Я разыщу вора и сварю его в своем котле. Заодно пополню запасы жира. Ну, пошли.

— А может мы используем свои колдовские знания и переместимся в нужное место без этого трудного перехода под вашим безжалостным солнцем? — с надеждой поинтересовался Дима, поглядывая на своего нового собрата по ремеслу.

Эфиоп пренебрежительно посмотрел на юношу.

— Нет, мой юный брат. Мы пойдем пешком, тем более что по дороге мы сможем собрать много из того, что тебе нужно. И потом, когда ты еще побываешь в наших краях?

Дима с опаской посмотрел на высокие холмы, виднеющиеся за лесом..

— А мы долго провозимся с этим делом? Мне хотелось бы к утру быть дома, — с надеждой проговорил юноша.

— Не переживай, мы обернемся быстро, — уже на ходу промолвил эфиоп.

Солнце уже поднялось высоко и стало невыносимо жарко. Дима, уже на ходу, снял с себя насквозь промокшую от пота куртку и, положив ее в сумку, заспешил за уже далеко ушедшим эфиопом.

Конь послушно побрел за немногочисленной процессией, интенсивно махая хвостом в надежде хоть немного разогнать надоедливых насекомых.

— Как ты живешь, мой юный друг? — обратился старый колдун к догнавшему его юноше.

Диме вдруг так захотелось поделиться хоть с кем-нибудь о постигшем его несчастье. Задыхаясь от быстрой ходьбы по крутому склону, он, перескакивая с сюжета на сюжет, рассказал о своей любимой-суккубе, о своих сомнениях, терзающих его душу. Эфиоп внимательно слушал его, не перебивая. Когда юноша закончил, эфиоп после недолгого молчания начал говорить: