Андрей Соболев - Високосный год

«С друзьями по городу гуляли после уроков», – ответил Паша и принялся жадно уплетать налитый мамой суп. Молчание продолжалось не долго, и уже сын спросил отца сам:

«Папа, а что такое ГАЗ – 2410?».

Константин отодвинул от себя пустую тарелку и ответил:

«Да ничего особенного, Паша, а почему ты спрашиваешь?».

«А я сейчас на мелочь, оставшуюся от мороженного и сладкой водички, лотерейку купил на Маркса. Стер значит поле, а там это и написано было. Но тетя тоже сказала, что это ничего особенного».

Паша начал стремительно работать ложкой, а у его отца все поплыло перед глазами. И сын, и кухня со столом и тарелками. Закружилась голова, а в уши ударил какой-то шум, похожий на набат. Пытаясь прийти в себя и глубоко задышав, Константин лишь заметил удивленные глаза жены, пронизывающие Пашку.

А дальше в квартире Агафоновых поднялся шум и крик, которого никогда здесь раньше не было. Даже находящиеся по домам соседи очень были удивлены. А по всему дому разносились гневные слова Константина и успокаивающие крики его жены, затем последовал детский плач. А потом все смолкло. И соседские бабушки, еще более удивленно смотрели в след чуть ли не бегущим от их подъезда Агафоновым. Всем было хорошо видно, что в этой вроде бы благонадежной семье произошел какой-то форс-мажор.

«Не война ли началась с буржуями, – спрашивали друг у друга дворовые старушки, – вы радио не слушали сегодня?».

Вид Агафоновых и правда не мог не пугать. Впереди чуть ли не бежал Константин, таща куда-то заплаканного Павла, а позади за ними торопилась Мария, успокаивая мужа и сама чуть ли не рыдая.

«Да куда это они», – наконец еще раз спросила соседок бабушка Лидия?

«Да это Костик узнал, что Пашка на самом деле не его сын и потащил его топить на пруд», – сострила бабушка Катерина. Она всегда отличалась своеобразным чувством юмора. Поговаривали, что она даже служила в НКВД, в свое время. Ее соседки, остальные лавочные старушки удивленно на нее уставились, и еще с минуту не понимали, шутит она или нет.

Городское отделение милиции располагалось от дома Агафоновых в двух кварталах. На входе, в фойе, за железной решеткой скучал молодой сержант. В здании было тихо. Все двери кабинетов закрыты. На рабочем месте практически никого, кроме этого парня и еще нескольких сотрудников не было. Коротая смену, сержант представлял, как сегодня вечером пригласит на танцы свою соседку Таньку, которая ему давно нравится. И что-то ему подсказывала, что она не откажет. Может быть потому, что как-то по особенному смотрит на него. Ну правильно, он же милиционер, комсомолец. А не какой-то там тунеядец. От размышлений его оторвал шум отворившихся в отделение дверей, за которым несся по пятам крик.

«Ну вот, – подумал сержант, – сейчас начнется кипишь и нервотрепка. Как бы еще не пришлось на службе задержаться сегодня».

Спустя полчаса по улице несся тот же состав Агафоновых, но теперь еще более комического вида. Все они были в этот момент похожи на злых хмурых собак, высматривающих добычу. Паша больше не плакал, папа больше не кричал, мама больше никого не успокаивала. А к тому же их сопровождал что-то дожевывающий на ходу старший лейтенант неряшливого вида по фамилии Сидоров. Причем, не просто сопровождал, а как бы догоняя их, плелся чуть позади. Компания двигалась в сторону улицы Маркса, к лотерейному ларьку. Добравшись до места, их всех ждало досадное разочарование. Ларек был закрыт. Вот здесь-то опять и начался шум и плач. Папа кричал на сына, мама за него заступалась и закрывала Пашу собой, а капитан пытался всех успокоить и сам плел что-то несуразное:

«Граждане, без паники, всех найдем, я сейчас Бегуну доложу, да перестаньте же вы ссориться, ларек опечатаем, машину вызовем, сейчас позвоню, нет двух копеек на автомат?».

А дальше, на весь оставшийся день, продолжился не меньший кипишь, именуемый оперативной работой, так же полный истерии. Милицейские две машины летали по городу, велись телефонные переговоры. Некоторые оперативники были вызваны на рабочие места. В ходе их работы было установлено, что заведующий сетью лотерейных ларьков в отпуске. Кто остался вместо него неизвестно. По крайне мере об этом почему-то не знает его секретарь, студентка-заочница, которая сразу при приезде милиции, почему-то расплакалась и стала невпопад клясться, что у нее с Анатолием Борисовичем ничего нет. Придя в себя, она все-таки смогла отыскать тетрадку, в которой были записаны фамилии работников-реализаторов билетов. Без адресов. В кабинете отдела кадров вообще почему-то весь день никого не было, как пояснила сама же секретарь.