Вячеслав Тимонин - Жилище страха

Негромко всхлипнув, бурн оседает в пыль. К нему с нечеловеческим воем бросается блондинка.

Что за дела?!

Недалеко бухает очередной взрыв. Над головой проносится туча щебня. Нестройный хор разномастного оружия перерастает в какофонию.

Я стою над рыдающей блондинкой и слегка охреневаю.

А потом она поворачивается ко мне. В глазах ненависть, в руках оружие дохлого бурна.

Она жмёт спусковой крючок, но я быстрее…

* * *

Коротко вздрагиваю, открываю глаза. За окном гремит раскатистый гром. В стекло барабанят тяжёлые капли, смывая накопившуюся за день грязь.

Я сажусь, откинувшись на подушку. В груди снова щемит. И причина не в большом застаревшем шраме, который я тру. Как бы я хотел, чтобы дождь смыл грязь и в моей душе тоже.

– Опять тот же кошмар? – из пушистого тёплого плена огромного одеяла выбирается заспанная Лика. Она смешно щурится и тихонько зевает.

Я киваю в ответ.

Понимаю, что она не видит меня в темноте, ласково шепчу:

– Нет. Всё хорошо, милая. Спи.

Лика нежно гладит меня по руке, сочувственно вздыхает и отворачивается. Спустя несколько секунд засыпает.

Дождь усиливается. За окном непрерывная череда молний. Я вижу, как, словно во вспышках стробоскопа, на спине Лики проявляются уродливые отметины. Пять выходных отверстий от дротиков боевого импульсника, они должны были её убить, но пощадили, вопреки всему. Шестой попал в голову, чуть выше уха. Теперь она ничего не помнит вплоть до того момента, как очнулась в госпитале.

Мне часто снится один и тот-же сон. Когда-нибудь я расскажу ей, что девушка из моего сна – она. А пока пусть моя грудь ноет. Ведь это значит, что у меня есть сердце. Хоть и искусственное.

Дорога бурой извилистой лентой вилась среди однообразных грязно-серых валунов и небольших деревьев: хилых, похожих на высохший изломанный камыш кислотного сине-желтого цвета. Истончаясь с расстоянием, она в конце концов исчезала, сливаясь с набухшим на западе грозовым фронтом. Тёмно-серые тучи медленно, но неумолимо пожирали светло-зелёное небо Валерии. Ядовито-оранжевое солнце, яркое и злое, быстро слабело, уступая место на небосводе грозе.

Катастрофа произошла тридцать лет назад. Неисправность подпространственных ворот отрезала колонистов от Земли, в одно мгновение воздвигнув непреодолимый барьер между мирами. А произошедшее чуть позже, разделило население Валерии на своих и чужих. Неудачные попытки восстановить работу ворот спровоцировали квадриевую реакцию, чудовищный взрыв и мощное радиоактивное заражение местности. Все, кто попал в стокилометровый радиус поражения, погибли или подверглись чудовищным мутациям. Судьба их незавидна. Незараженные – чистые – укрылись в неприступной крепости и пытаются выжить по сей день. Для этого им нужна квадриевая руда.

Сто пятьдесят километров по отравленной, зараженной радиацией, обожжённой почве чуждого людям мира. Старая дорога вела через опасную зону, но это был единственный способ добраться до квадриевого рудника по ровной поверхности. Находился он в центре плато, со всех сторон окруженного скалами.

Выжимая последнее из старых движков, по дороге спешила колонна машин. В начале и конце – два небольших юрких вездехода-разведчика; в середине – три огромных многоосных транспорта, похожих на толстых ленивых гусениц; а за ними – хорошо вооружённая легкобронированная гусеничная БМП. Выбивая комья буро-коричневого иссушённого грунта, скрипя разогретым от натуги металлом, машины шли на пределе своих возможностей, стараясь преодолеть оставшийся путь до начала бури.

Влад вёл головной вездеход, напряжённо всматриваясь в грязное лобовое стекло. Нужно быть очень внимательным, чтобы невзначай не угодить в какую-нибудь расщелину. В свете фар мелькали камни и уродливые кусты, но он ловко их объезжал, доверяясь интуиции. Она, кстати, подводила очень редко, но на сложных участках Влад всё же предпочитал притормаживать. Ему было не впервой вести колонну в головном дозоре, но гроза – это всегда очень опасно. Тёмное тошнотворно-зелёное небо разорвала кривая фиолетовая молния. Вспышка вытравила резкие сюрреалистичные тени из больных, скрюченных, словно в припадке бешенства, псевдо-деревьев. Исчезла, оставляя на сетчатке долго не исчезающие силуэты. Далёкий запоздалый гром что-то зло рявкнул, и недовольно бубня затих, заблудившись в окружающих дорогу холмах. Стало совсем темно, и Влад включил дополнительные прожектора на крыше вездехода. Вслед за головной машиной весь автокараван ярко засиял, как новогодняя реклама газировки.