Сергей Еримия - Отблески купальского костра

Очередное «Ку-ку» и в ответ на потуги ветра зашелестели деревья, потянулись кронами к центру поляны. Размахивали они ветвями, будто фехтовальщики шпагами, и не жалея листьев, ни своих, ни чужих, старались оттеснить соседние растения. Особенно настойчивая ближайшая к призрачной избушке молодая березка попыталась забраться тонкой веткой в также призрачное окно. Подвластная ветру веточка коснулась туманной стены, ее листья тут-таки завяли и опали, миновало лишь мгновенье, и голый прутик шустро вернулся к дереву, стыдливо затерялся в густой листве. Урок был усвоен – от избушки лучше держаться подальше.

Пятый выкрик неугомонной птицы. Не думала она успокаиваться. Да и как иначе! Ведь все шло своим чередом, так, как и должно было быть – она провозглашала полночь, потому куковать ей еще…

Деревья уже не шелестели, они трещали, ломали сучья, свои, своих соседей, давили кронами ближайшие кусты, в тщетной попытке как можно ближе протянуть свои руки-ветви, к центру полянки, к тому месту, где все случится, туда, где все произойдет.

Кукушка продекламировала свое очередное «Ку-ку». Над взбудораженным предвкушением лесом пронесся ропот более всего схожий с издевательским смехом. Неизвестно откуда взявшаяся огромная шишка пролетела через всю поляну и угодила точно в темный призрачный прямоугольник окна, того, что в стене полупрозрачного домика. Колокольным набатом по поляне разнесся звон разбившегося стекла. Был звук, но не было осколков, не было щепок, обломков раскуроченной рамы, ничего не было, только в том месте, где реальная шишка соприкоснулась с воображаемым стеклом, сам собой загорелся, разгораясь, огонек, блеклый, тусклый, но на удивление теплый и по-домашнему уютный.

Новое неожиданно громкое «Ку-ку» разнеслось над беснующимся лесом. Тут-таки деревья оставили свои бессмысленные попытки дотянуться до чего-то, что манило их. Ветви замерли, листья обмякли и неподвижно повисли, игнорируя жалкие потуги ветра.

Не успело эхо от очередного птичьего возгласа раствориться в затихшем лесу, новый восьмой по счету крик последовал за ним. Зашумело. Воздух наполнился диким гамом. Казалось, ветер налетел с новой силой, но листья более не шевелились. Казалось, отяжелели они, наполнились желчным соком деревьев, отчаявшихся в своей безысходности.

Все снова переменилось. Гул, который казался шумом ветра, приблизился, громче стал, отчетливее и птичьими стаями закружил над полянкой. Облако воронья спустилось с небес, просочилось меж толстых стволов, укрыло поляну тысячами мечущихся силуэтов извечных вестников несчастья. Кружили птицы, метались, ловко обходя деревья, маховыми перьями задевая высокую траву, громко хлопали крыльями, кричали, будто ссорились, дрались в воздухе, вырывая перья у своих соплеменников…

Громче птичьего переполоха прозвучало следующее монотонное кукование невидимой вестницы времени. Земля вздрогнула и затрепетала. Страшное содрогание всколыхнуло твердь под ногами, вот только это было не землетрясение. Не дрожала земля, вибрировала она, часто, сильно и с малой амплитудой, будто многотысячное войско идет средь деревьев, будто почва прогибается под ритмичным шагом тяжеловооруженных великанов.

Новое «Ку-ку» – ожидание нового бедствия, но ничего не произошло. Ничего страшного. Возможно, даже дрожь земли несколько поутихла, а может, все живое, что находилось на полянке, попросту к ней привыкло?

Одиннадцатое кукование не заставило себя долго ждать. С ним посреди поляны вырос холмик земли. Из образовавшегося конуса выглянула изрядно измазанная ярко-желтой глиной мордочка крота. Он осмотрел окрестности незрячими глазами, высоко поднял нос и принялся принюхиваться. Ноздри подземного жителя часто шевелились, ритмично открывался и закрывался рот. Наверняка он что-то бормотал, на своем, на кротовьем наречии, только тихо так, беззвучно.

Тут же в разных частях полянки, не иначе как в ответ на безмолвный зов одна за другой выросли несколько кротовин. Вершину каждой из них украсила голова любопытного зверька. Точно как и первый самый смелый крот, они часто вдыхали исполненный предвкушением ночной воздух, силились что-то разглядеть, скорее, унюхать…

Скрытые за стеной густого кустарника лесные жители также не дремали. Вокруг бурлила жизнь, со всех сторон доносился гам, трещали сухие ветви, шелестела потревоженная кем-то незримым листва. Шумело так, будто множество существ, больших и сильных пробираются через заросли, в надежде успеть, не пропустить, дождаться нужного момента и выскочить на поляну. С их потугами шум наземный нарастал, затмил он крик и рев небесный.