Глеб Карпинский - Иди как можно дальше. Роман

Мужчине стало неловко разглядывать женские журналы, расчески, косметичку, белье. Он решил прибраться в купе, восстановив порядок. Он быстро сгреб разбросанные вещи в чемодан и вдруг вскрикнул от неожиданности. Под розовой блузкой блеснул злобный оскал чьих-то острых зубов. На него глядели чьи-то мертвые глаза. Это был труп собаки, коричневого добермана с купированными ушами и довольно мощной грудной клеткой. Что делало мертвое животное в чемодане блондинки, Революционер даже не мог предположить. От трупа уже шел запах, и Адам поспешил захлопнуть чемодан и закинуть его наверх.

Купе открылось, и зашла Луиза с босоногим солдатиком. С тамбура потянуло сигаретным дымом.

– Дурацкая привычка, – извинилась она перед Адамом, видя его озадаченный вид. – Все никак не могу бросить курить.

– Девочка моя, я же говорил! – Проявил вдруг голос длинноволосый, выглядывая из-за ее узких плеч. – Этот парнишка все же укокошил дедушку за то, что тот много пил.

– Нет, нет! – засмеялась блондинка, глядя на отключившегося рыбака. – Это я его усыпила. Я всегда так делаю, если мне кто-то не нравится в дороге. Ничего, ничего. Поспит и протрезвеет. У меня еще есть, если что, пару таблеток снотворного.

Она с хитрицой посмотрела на Адама, и, пропустив солдатика вперед к окну, скромно присела на край полки между босоногим кавалером и отключившимся дедом.

– Ребята, вы такие классные! – хлопнула она в ладоши. – И ты Эн…. Давайте узнаем друг друга получше. Будьте откровенны.

– На счет откровенности… Жизнь научила меня никому не доверять, – ответил Адам, нахмурившись.

Мертвый доберман не выходил у него из головы.

– Верно! – согласилась женщина. – Но Вы, наверно, слышали об эффекте попутчика? Когда между случайными попутчиками возникает взаимная симпатия, и они делятся друг с другом самыми сокровенными мыслями…. Ведь завтра больше они не увидят друг друга, а может даже не вспомнят. Я вот признаюсь, мальчики, сама хочу выговориться… Кто я по сути дела? Женщина…

– Красивая женщина, – сделал уточняющий комплимент солдатик и положил свой длинный подбородок ей на плечо, глядя на всех доверчивым взглядом.

Блондинка, шутя и играя, потрепала голову босоногому. Она проявляла к нему столько нежности и заботы, что Адам остро чувствовал это, и видел себя в отражении ее розовых очков третьим лишним.

Он понимал, что чертовски устал, что пьян, ему сейчас хотелось любви с этой сумасшедшей, но безумно привлекательной женщиной, хотелось забыться в дороге от проблем, от которых он убегал в неизвестно какие дали, туда, где его не ждали. И чувство тоски овладело им настолько, что он с трудом стиснул зубы. Все то, что он скрывал в себе, рвалось наружу. Ему ужасно хотелось выставить за дверь этого наглого солдатика, ужасно хотелось остаться с Луизой наедине. Его бесило, что она, словно не замечает, что он мужчина. Он вдруг вскочил, потеряв самообладание, и рванул на себе пальто. Несколько пуговиц разлетелись в разные стороны. Сидящая напротив парочка вздрогнула от неожиданности.

– Душа, душа у меня болит за Россию! – взмолился революционер. – Всех нас сожрет равнодушие! Я не знаю, кто вы, что вы, я Вам признаюсь, что хочу разрушить эту поганую систему, ненавистный капитализм, я хочу, чтобы мы жили в мире, где каждый не смотрит друг на друга волком, а где каждый друг другу брат и товарищ….

Все поплыло в хмельном угаре. Он слышал голоса попутчиков, но они были далеко. Они обнимались перед ним и целовались, словно страстные любовники. Для них его не было, не было для них его страстных, выстраданных речей о несправедливости этого мира, о том, как он жаждет все изменить в лучшую сторону. Он говорил в пустоту о грядущей революции, о прозрении сознания масс, разрывая на себе последнюю рубашку, а они целовались. В какой-то момент солдатик вырвался из объятий блондинки, ему стало душно, он попытался открыть окно, и оно с трудом опустилось, вдохнув в купе ночную прохладу. За стеклом мелькали огни одиноких станций. Снежные вихри ворвались вовнутрь и закружились по купе.

– Энчик, закрой окно! Простудишься! – умоляюще сказала Луиза, но босоногий солдат не слушал ее и глубоко вдыхал воздух. Он словно видел что-то в глубине проносящегося мимо леса.

– Да сколько можно? – зашептал он. – Они все липнут и липнут, хлопают на меня своими прекрасными глазенками и томно вздыхают, будто здесь нечем больше заняться. Вчера одна заявила: «Хочу, чтобы завтра ты меня довел до оргазма, я этого два года жду. Сколько можно издеваться?». Устал…