Вера Урман - Зеркало для Евы

–– Вставай, засоня, завтрак для вашего величества готов, – ласково говорит Сашка.

Разрешите представить этого лучшего в мире мужчину: зовут Александр. У него удивительные серебристо-синие глаза. И они всегда меняются. Когда ему грустно, то они туманные, если радуется, то искрятся и переливаются; от нежности и любви темнеют и затягивают, как омут. Вера смотрит в эти глаза и знает, что так будет всегда.

–– Поднимайся скорей, а то завтрак стынет, – Сашка настойчиво тянет её за руки, помогая встать. Сегодня ей особенно хорошо: наконец удалось выспаться. Мучитель, поселившийся в её теле несколько месяцев назад, ночью вёл себя на удивление спокойно. Последние три месяца было тяжко. Тошнило и днём, и ночью, ноющие боли раздирали позвоночник и бёдра; ребёнок занял, казалось, всё тело и хозяйничал в нём как хотел. Укладывался и вдоль, и поперёк, упражняясь на её внутренностях, толкал руками и ногами, упирался головой, перекрывая воздух. Пока же «монстрик» спал. Умывшись, Вера почувствовала себя совсем прекрасно.

–– Ужасно хочется есть! – с этим возгласом Вера «вплыла» на кухню, – где тут твоё произведение искусства, давай скорей, пока «дракончик» не проснулся!

Между собой, они с Сашкой ласково называли будущего малыша разными смешными словами. Да – самые лучшие повара в мире мужчины! Каждый кружочек отварной картошки обжарен до золотистого цвета, сверху красуются колечки колбаски, так же любовно обжаренные и посыпанные свежим укропчиком, зелёным луком и чесноком, а по краям тарелки разложены тонко нарезанные помидоры и огурцы. Сами знаете, что следует далее: естественно уплетается за обе щёки! Так – тарелка очищена основательно, почти мыть не надо.

–– Сашок, ты у меня золото! – разве что, не мурлыча, говорит Вера.

–– Да ладно уж хвалить, я и так знаю, что лучше тебя никогда не сделаю, – иди-ка полежи немного, я тебе и телевизор включу.

***

Приятная слабость и истома обволакивают; диванчик со множеством подушек становится лучшим другом. Красота-а-а! Да и погода с утра солнечная, безветренная. Синички за окном цвинькают. Лёгкая дрёма качает-укачивает, руки-ноги наливаются свинцом; телевизор начинает издавать неприятные звуки. Вера хочет крикнуть мужу, чтобы переключил, но странное удушье не даёт это сделать. Она с усилием вздыхает и просыпается. Резкий, тошнотворный запах перегара заполняет всю комнату. К горлу подкатывает рвота. Насколько позволяет огромный живот, Вера торопится в туалет. Желудок, судорожно сокращаясь, хочет протолкнуться через горло и вытряхнуть из себя горькую пену из смеси желчи и кислоты. От натуги напрягается живот, и ребёнок начинает бунтовать. Минут пять продолжается эта пытка; затем понемногу внутри всё успокаивается. Обессиленная, Вера возвращается в комнату. Она понимает, что ей снился сон, где всё у неё хорошо, а сейчас она вернулась в реальность. На полу расстелен матрац, на котором спит мерзкий пьяный человек – её муж. Явившись среди ночи, и прежде, чем улечься, он достаточно поиздевался над ней. Вспоминая всё это, из опухших глаз Веры потекли горячие ручейки слёз.

–– Ах ты, паскуда, спишь вместо того, чтобы мужа ждать?! Я тебе устрою «весёлую жизнь», тварь! Ты научишься мужа уважать! – он хватает её за ворот халата и бросает к ногам, – целуй, сука, ноги!

От бессилия, унижения и гнусной вони потных, грязных носков, у неё поднимается волна отвращения и её рвёт прямо на эти вонючие ноги.

–– Ах ты дрянь! – разъярённый муж отпихивает её от себя, снимает носки и кидает ей в лицо, – ты у меня сейчас их жрать будешь; слышишь, падла?!

Новая волна рвоты накатывает на неё и Вера, стоя на коленях, не может сдержать раздирающих нутро позывов.

–– У-у-у, корова, блюй дальше, а я спать пошёл, – бормоча ещё что-то непотребное; существо, называемое мужем, держась за стенки, удаляется в комнату. Наплакавшись до исступления, Вера плетётся в комнату и ложится на диван. Тяжёлый сон наваливается на голову, будто огромная гиря…

В голове пульсирует боль, собравшись просверлить своим острым жалом бедную головушку. Затёкшие руки и ноги не дают возможности подняться.

Вы испытывали зубную боль? Когда невидимый «маньяк-садист» с вожделением и смаком втыкает острый стержень с крючкообразными шипами, надавливает, проворачивая и подёргивая рукоятку стержня. Мозг не выдаёт никакой информации, никаких желаний, кроме одного: желания избавиться от этого мучителя, увлечённо орудующего адским стержнем, проникая всё глубже и глубже, не позволяя жертве прийти в себя.