Джеймс Герберт - Возвращение призраков

Кровь вскоре пропитала одежду, и каждый раз, когда Микки натыкался на стены, на них оставались свежие кровавые пятна. Его руки в темноте казались рубиново-красными, а легкие стали наполняться жидкостью. Постепенно его движения замедлились, ослабли, Микки остановился, тело начало оседать. Но безумный поход уже привел его к другому концу полутемной комнаты. В голове у Микки все смешалось, его и так обуревал ужас, но этот ужас достиг предела, когда глаза различили перед собой странную, ярко освещенную свечами картину.

Остатки воздуха вытолкнули через сомкнутые губы поток крови, и темная пенистая жидкость обагрила каменный пол. Микки последовал за этой кровавой дугой и с тупым сочным шлепком упал лицом вниз. Его глаза остались открытыми, хотя видение быстро меркло. Но образ человека среди ярко горящих огней оставался в сознании и преследовал его почти до самого последнего вздоха, унесшего в небытие его несчастную жизнь.

Эш задержался под вывеской «Черного кабана». Раньше он обращал на нее мало внимания, но теперь вытянул шею, чтобы получше рассмотреть выцветшее изображение. Черная щетина и желтоватые клыки огромного зверя с дикими глазами словно подрагивали от ярости. Хотя и грубо намалеванная, с потрескавшейся и местами отвалившейся краской, картина вполне реалистично передавала свирепую мощь кабана. Возможно, это бешенство в налитых кровью глазах придавало ей такую выразительность, а возможно, стойка зверя — сгорбленного, с поднятым, роющим землю копытом; но, скорее всего, дело было в контрасте между страшным образом и обрамлявшей его мирной картиной деревенской жизни — контрасте, который и поражал зрителя. Впрочем, Слит вообще казался деревней контрастов.

Эш оторвал взгляд от вывески и осмотрелся. Пруд, покрытый поднимающимся от воды туманом, больше не казался таким мирным: он представлялся слишком тихим, слишком глубоким И колодки с позорным столбом являли собой не памятники старины, как Эш подумал вначале, а постыдное и явное напоминание о более зловещих временах Слита. Даже окна старых домов и муниципалитета напротив выглядели мрачно нахмурившимися, а на лицах немногих людей, попавшихся Эшу на коротком пути от церкви Святого Джайлса, лежала печать подавленности и смятения — когда один прохожий поднял голову, глядя на машину исследователя, и тот приветственно кивнул ему, человек быстро и чуть ли не воровато отвел глаза.

Эш повернулся к узкому горбатому мостику на выезде из деревни и удивился, что там тоже поднимается туман — его клочковатые щупальца тянутся от реки к низкому каменному ограждению. Эш заметил легкую дымку и над главной улицей. Было слишком жарко, слишком влажно, нестерпимо болела голова, и в горле пересохло. «Нужно непременно выпить», — решил Эш.

Он толкнул дверь в гостиницу — она подалась туго, словно не желая впускать неугодного посетителя, но Эш толкнул сильнее, дверь распахнулась, и с некоторым облегчением он ступил в тенистую прохладу бара.

Посетителей не было, и обслуга на первый взгляд отсутствовала. Однако, когда Эш направился по истертому ковру, вскоре из открытой двери за стойкой послышался голос Хотя время ленча давно прошло, Эш слегка удивился, что в такой тяжелый, удушливый день никто не пьет. Возможно, те, кто не работал, предпочли остаться в прохладе у себя дома. Он решил не пить в самом баре — не было настроения ни с кем говорить — и тихо прошел к задней лестнице. В комнате у него была водка, а больше сейчас ничего и не требовалось, есть не хотелось.

Эш прошел к лестнице, не привлекая внимания персонала из задней комнаты, и быстро поднялся наверх. Коридор пропитали несвежие запахи пива и кухонной стряпни, жара выдавила этот удушающий аромат самого времени из стен и ковровой дорожки. Запах вызывал тошноту, и Эш с облегчением зашел к себе в комнату, где оставалось открытым окно. Постель была заправлена, в комнате прибрано, а что лучше всего — на тумбочке стоял графин свежей воды.

Еще закрывая плечом дверь, Эш начал расстегивать рубашку и вытаскивать ее из брюк. Обмахиваясь полами рубашки, он направился к фляжке на столике у окна, взял ее и с тяжелым вздохом сел на край кровати, потом полой рубашки вытер пот с лица, груди и живота и, закрыв глаза, посидел так несколько мгновений, пытаясь вдыхать воздух, веющий из открытого окна. Но вскоре открыл глаза, поняв, как мало воздуха попадает в комнату с улицы, — занавески висели совершенно без движения. Поднеся флягу к губам, Эш быстро глотнул водки и налил в стакан воды из графина на тумбочке. Вода была тепловатой, но хорошо заливала огонь алкоголя, в то же время утоляя жажду. Невидящим взглядом он уставился в окно, а в голове теснились мысли. Прошло несколько минут, прежде чем Эш снова потянулся к графину, чтобы наполнить стакан. Водка, потом вода. И снова: водка, потом вода. Стало получше, и мысли начали выстраиваться в каком-то порядке.