Джеймс Герберт - Возвращение призраков

«Начиная с первого слитского Локвуда?»

Да. И последующих Локвудов. Эдмунд продолжил долгую цепь психопатов.

«Как мертвый доктор продолжил цепь предшественников?»

Да, да, это передается по наследству, если хочешь — если ты настаиваешь. Возможно, само рождение в Слите означает рабство.

«Значит, ты не виноват».

И снова Стенли заколебался. Он стоял в темноте лестницы, и его решимость убывала. Если бы было так просто переложить вину, обвинить своего отца, а до того его отца! К сожалению, это означало бы отрицать свободу воли.

«Ах да, свобода воли. Этого достаточно, чтобы противостоять импульсам собственного безумия?»

Но я не безумен!

«Однако ты слышишь голоса из пустой комнаты».

Не пустой.

«Пустой».

Еще три шага привели его к подножию лестницы. Напротив была закрытая дверь приемной.

Там не может быть пусто.

«Пусто».

Прислушайся к ним, прислушайся к этим голосам.

Внутренний голос, звучащий только в голове, помолчал, потом послышался снова:

«Что ты собираешься делать?»

Прогнать их.

«Если они есть…»

Я слышу их.

«А если там пусто, ты признаешь свое безумие?»

Но там не пусто! Смотри, я покажу тебе…

Доктор шагнул вперед и распахнул дверь.

Не последовало ни торжества, ни злорадства от сознания того, что он оказался прав. Степли попятился назад и упал на лестницу, по которой спустился.

Теперь, когда дверь была открыта, внутренний голос превратился в бормотание, в адскую какофонию стонов и воплей, причитаний и молений, ярости и упреков. Степли поднял руки, чтобы отгородиться от этих ужасов, собравшихся в тесной приемной, но их образы уже проникли в его ум, их было не стереть. И он по-прежнему видел их…

…кричащая женщина протягивает к нему окровавленный зародыш своего ребенка, пуповина которого все еще обвивается вокруг крохотного горлышка, его рождение убило обоих; собравшиеся вместе старики — их слишком много, чтобы сосчитать, — изможденные и дряхлые даже в призрачных оболочках, поносящие его за свою жалкую смерть по его халатности, из-за его презрения, пренебрежения; ребенок с призрачными слезами, блестящими на призрачном лице, упрекает его в неверном диагнозе, который привел к смерти, — грипп вместо бронхиальной пневмонии; жертва СПИДа, которой Степли прописал всего лишь поверхностное лечение, — огромные призрачные глаза этой жертвы смотрят на доктора из кутерьмы непостоянных призраков и посылают проклятия; девушка, показывающая свою иссеченную плоскую грудь, изуродованную раком и запоздалым оперативным вмешательством, повлекшим смерть, которой вполне можно было бы избежать, если бы доктор обратил внимание на первые признаки злокачественной опухоли; монстр в углу — это новорожденный, которого доктор счел слишком страшным, чтобы оставить жить, и который теперь вырос в альтернативном мире фантомов…

…и были другие — призрачные лица, которые он с трудом вспоминал, несчастные, ставшие жертвами его небрежности и неправильного лечения, побочные жертвы его злоупотреблений алкоголем и наркотиками…

…другие, большинство из которых он определенно не знал, еле видимые в толпе тени прошлого, умершие еще до его появления…

…и еще другие, более отчетливые, чем предыдущие, некоторых он даже узнал, поскольку их использовали в ритуалах…

…и среди них стоящий в дверях маленький Тимми Норрис, всего семи лет отроду, его фигура видна отчетливее всех, он почти реален, почти осязаем…

Услышав тихое пение убитого мальчика, доктор Степли медленно опустил руки. Каким-то образом слова, как бы тихи они ни были, слышались сквозь шум позади. Тимми пел гимн, и Степли узнал его, этот гимн он слышал во сне, в ночных кошмарах…

Доктор начал понимать.

— Н-е-е-е-т! — закричал он.

Не отрывая глаз от мальчика в открытых дверях, он скатился с лестницы и только у самых дверей выпрямился, но его спина по-прежнему скользила по стене; он мотал головой, пытаясь отогнать обретающее реальность видение.

Крики, бормотание, стенания из приемной продолжались, но, несмотря на это, ясно слышалось тихое пение мальчика.

Доктору Степли потребовалось несколько секунд, чтобы отпереть разнообразные замки, но в конце концов он распахнул входную дверь. Словно привлеченный звуками, внутрь заплыл грязного цвета туман, и доктора едва не стошнило от его запаха; это напомнило ему о тех домах, куда его вызывали и где мертвые тела лежали не освидетельствованными по нескольку дней — не такие уж редкие случаи для этих треклятых времен, — заползающая с улицы мгла имела тот же сладковато-тошнотворный аромат разложения. Зажав нос и рот рукой, Степли бросился на улицу.