Джеймс Герберт - Возвращение призраков

Как-то вечером после этого Джордж пришел с двумя дружками-собутыльниками еще более пьяный, чем обычно, и во взвинченном состоянии. Он набросился на жену с руганью и так тряс ее, что она рухнула на пол. Да, викарий поговорил с ним, ухмылялся Джордж, да, великий и могучий святой преподобный Локвуд кое-что сказал ему, но ведь все в порядке, а? Видишь ли, они со скуарсоном одинаково смотрят на это. И преподобный понял старину Джорджа. Запомни это навсегда, старая жирная свинья!

Ухмылка на его лице поблекла, слегка увяла, и, крепко пнув лежащую на полу жену, он хихикнул и сказал, что мальчишка и впредь будет получать свое, как и раньше, и никто ему, Джорджу, не помешает.

Эллен поползла по лестнице в крохотную спальню Саймона и обняла сына, пока снизу доносился грохот и шум — это Джордж вымещал, остатки своей злобы на мебели. Иногда слышался его хохот и громкие бессвязные крики, но сам он не поднялся за ней наверх. И на другой день, как и в последующие дни не трогал мальчика.

Но иногда, когда Саймон был в ванне, а Эллен сидела на табуретке рядом, рассказывая ему сказки и помогая мыть голову, Джордж появлялся в дверях, не всегда пьяный, и с особым выражением на лице смотрел на мальчика. Саймон съеживался, подтягивал колени к подбородку, а Эллен отталкивала мужа от дверей на площадку перед их спальней. Не раз в таких случаях, чтобы успокоить Джорджа и не пустить к двери ванной, ей приходилось вступать с ним в сношения, которых она стыдилась, — грязные, скотские сношения, к которым никакая обладающая достоинством женщина не дала бы себя принудить. Но если это могло оградить Саймона, отвратить от него эти похотливые глаза, разве остальное имело значение?

К несчастью, хотя Джордж больше и пальцем не касался сына, его угрозы становились все страшнее. Иногда он бубнил что-то странное и бессвязное, в других случаях его слова, которые он произносил с мерзким хихиканьем, были полны темных намеков и угроз. Это так влияло на Эллен, что когда она выходила из коттеджа посадить Саймона на школьный автобус или купить что-либо в лавке, то ощущала темный, зловещий мрак над самой деревней. Как будто над ней нависло что-то отвратительное.

А потом Джордж погиб в огне.

Освобождение — и облегчение — было ошеломляющим. Вместо скорби они с Саймоном ощущали избавление. И радость, такую блаженную радость.

Когда Саймона привели домой, после того как он стал свидетелем смерти отца в горящем стогу, он не плакал и не был потрясен. Сын бросился в объятия матери, а когда пришедшие с ним постояли в дверях со скорбью на лице от принесенной вести и ушли, Саймон посмотрел матери в лицо и улыбнулся.

Как счастливы были они вместе! Угроза и чувство вины у Эллен исчезли! Как они наслаждались жизнью! Их привязанность друг к другу еще усилилась, и как хорошо им было с этой обретенной свободой! Почти год совершенного счастья.

Пока не вернулся Джордж.

Тогда Эллен этого не поняла, но понимала теперь. Вся правда о смерти сына дошла до нее, когда она сидела с ним в тот вечер. Саймон ничего не говорил, он даже не замечал, ее присутствия, и в ее голове не возникло никаких образов. Понимание пришло без всякого предупреждения, без объявления, без видений.

В тот роковой день Эллен оставила Саймона одного. Он был в ванне, совершенно счастливый, в полной безопасности, но его маленькое сердечко остановилось — буквально остановилось — от шока, когда он увидел призрак отца, стоящий у открытой двери и смотрящий на него с тем отвратительным, похотливым выражением, которое Саймон так хорошо помнил. Сын потерял сознание и упал в ванну, а легкие машинально пытались вдохнуть воздух. И через несколько секунд Саймон захлебнулся. Убитый собственным отцом.

И вот сейчас, сидя напротив неподвижно застывшей фигурки сына, Эллен так и не могла понять: если она не может обнять его худое голое тельце, если не может утешить его, почему сам Саймон остается здесь? Почему его бедная душа не отправилась к Богу? Чего он ждет в этом кресле?

Пока не услышала сверху шум.

И тогда Эллен начала осознавать, почему Саймон возвращался снова и снова.

Сверху доносился звук плещущейся воды, словно чья-то рука зачерпывала ее, проверяя температуру, как сама она обычно делала, перед тем как позвать Саймона принимать ванну.

Саймон продолжал смотреть на нее — или, по крайней мере, на то место, где она сидела.

Кто-то позвал его, громким и грубым голосом.

И Саймон встал.

Борясь с паникой, Эллен тихо окликнула его, но он не слушал и подошел к лестнице.