Роман Канушкин - Канал имени Москвы

– Дядя Сливень, а этот… этот?..

– Да, кролик, – отмахнулся трактирщик. – Приходили тут одни, дали мне его. Нечего, говорят, Сливень, тебе приличных людей чучелом пугать, пока ярмарка. Мол, гости ваших местных дел не знают. Потом его заберут.

– Он больной, – сказал Фёдор.

– В смысле? – удивился Сливень.

– Больной, – повторил Фёдор. И замялся. Он не знал, что ему следует говорить дальше, в чём, собственно, болезнь кролика. – Ну-у, бешеный…

– Не-е, – заверил Сливень, – здоровый. Проверено.

Фёдор посмотрел на клетку. Никакой перемены не было, никакого плохого ощущения. Пушистый белый кролик, может, чуть крупнее обычного, сидел на своём месте и мирно грыз капустный лист.

– Мне, между прочим, эти-то, которые его дали, – трактирщик перешёл на громкий шёпот, которым обычно сообщают военную тайну, известную всем, – они из полиции были. Вот. Кто дал-то его.

– Зачем? – почему-то спросил Фёдор.

Он так и не определился, что ему стоит и чего не стоит говорить добродушному, но болтливому Сливню. «Вдруг ещё решит, что я баловался чем не тем!» – рассудил Фёдор. Он, как и все на канале, знал про слизь речного червя, вызывающую видения, и про чёрные грибы (их ещё звали сатанинскими) с гиблых болот, знал про сонные споры, надышавшись которыми люди оказывались там, откуда не хотели возвращаться, знал и кое-что другое, но никогда этого не пользовал. Считалось, что молодые люди, вставшие на эту дорожку, очень скоро плохо кончат.

– Дак говорю ж я, не нравится им моё чучело, – вскинулся Сливень, однако как-то странно не глядя на клетку. – Мне-то с ними ж не поспорить, сам знаешь.

– Ну да, – согласился Фёдор.

– Хотя мог бы! – В глазах трактирщика мелькнула неожиданная яростная искра.

– Давно пора, – поддакнул юноша. А сам подумал: «А ведь тебе, дядя Сливень, тоже что-то не нравится в этом кролике, ты что-то чувствуешь… Только вот что?»

Сливень покивал, успокаиваясь, и с прежним добродушием махнул рукой:

– Да брось ты, сынок. Через три дня его и так заберут. Верну своего старика Дюрасела, как только ярмарка закончится. И заживём мы по-прежнему. Всё у нас будет тип-топ. – Сливень подмигнул Фёдору и, как бы подводя черту под этим разговором, совсем другим тоном поинтересовался: – Так с чем ты пожаловал?

Фёдор выполнил поручение отца. И конечно, Сливень по старой дружбе с его родителем не отказал парню в лучшем столике. Хотя его уже пытался забронировать для своей компании сынок высокого полицейского чина из Дмитрова.

– Там на террасе завтра будут одни богатенькие, – пояснил Сливень, – мне ж от них прибыток, как без этого. Но я специально держал лучший столик для кого-то из своих. Ты понимаешь, сынок, о чём речь?

– Ну да, – не нашёлся с ответом Фёдор.

– Ладно, пусть они у меня тут похозяйничают три дня. – Сливень бросил быстрый взгляд на клетку и тут же отвернулся. Возможно, он даже сам не заметил, как чуть-чуть поморщился, а возможно, Фёдору это просто показалось. – А там и пора будет напомнить гостям, что мы у себя дома!

Фёдор поблагодарил радушного и прекрасного в праведном гневе трактирщика, про себя отметив, что и ему будет завтра чем блеснуть перед Вероникой, и двинулся в обратный путь. Батя уже заждался, да и своих дел полно. Он пытался выкинуть из головы странную историю с белым кроликом, объяснить себе всё случайными совпадениями и испугавшим его сном. Пытался, но перед тем, как свернуть с набережной, что-то заставило его остановиться и бросить взгляд на трактир дяди Сливня. Когда он только шёл сюда где-то с час назад, ещё с пустыми флягами, юноша обратил внимание на забавную игру теней. Так уж вышло, что тени от раздвоенных стволов деревьев над входом в трактир с этого самого места очень походили на кроличьи уши, а сама дверь, лаз в нору, – на мордочку зверька. Сейчас ничего забавного он в этом не нашёл. Солнце двинулось к закату, удлиняя тени. Фёдор стоял и смотрел на ещё одно совпадение, и лёгкая испарина выступила на его лбу. Кролик из тени придвинулся к трактиру и выглядел теперь угрожающе. Он напоминал даже не о болезненной раскормленности, а о чём-то хищном, притаившемся в шкурке безобидного трогательного существа. Вот кто-то открыл дверь, и Фёдор вздрогнул: кролик из тени оскалил пасть. Он теперь её не закроет, в трактир потянулись посетители, и дверь будет оставаться открытой. А кролик не станет шипеть – он всё ещё притворялся беззащитным и нежным. И только всё ближе, вслед за уходящим солнцем, подползал к трактиру. Словно ждал, когда пробьёт его час, и тогда уже, отбросив излишние церемонии, он сможет поглотить то, за чем пришёл.