Натали Якобсон - Резонанс

Она тронула струны гитары так, чтобы из пальцев потекла кровь. Пусть будет больно. Настоящее искусство можно сознать только с помощью мучений. Они всегда говорили ей это, и никто не слышал их кроме нее.

Тогда она хотела жить и добиться успеха любой ценой, а сейчас внутри все было пусто.

Ноэль лежала на кушетке и все еще сжимала в руках гитару. Его гитару. Все, что осталось от него, не считая окропленного кровью и слезами письма. Кровь со струн тоже капнула на письмо и смешалась с пролитой вчера кровью из его вен. Лезвие бритвы, красивая рука, рассечение…

Ноэль болезненно зажмурилась и продолжила играть, несмотря на боль в порезанных струнами пальцах, и все начало получаться. Нот она не знала, но музыка лилась, чистая и правильная, как поток неземного света. Все было, как они сказали, хотя вначале она им не поверила. Искусство – страдания и не только твои. Оно существует через страдания, но войди во вкус, и они будут приятны. И действительно, у нее все начало выходить только сейчас, только сегодня. В эту минуту.

Они сдержали свое обещание, но цена оказалась слишком высокой. Интересно, если бы она раньше знала, чего они потребует, не отказалась бы она от своей мечты?

Ноэль раздумывала всего мгновение. Нет, мечта того стоила. Ее окровавленные пальцы лишь на миг оторвались от струн, чтобы нащупать на столе письмо, а потом она снова заиграла. Еще лучше, чем раньше. Но удовольствия не было, только пустота. А мелодия звучала, красивая, текущая, но слишком сильная и чистая для того, чтобы извлечь из простого музыкального инструмента ее могли пальцы человека, а не ангела.

Подумай о смерти! Музыка лишь едва прерывала эти мысли. Перед глазами возникало красивое лицо Тодда. Он мертв, уже мертв. Из-за нее. Он любил ее, больше, чем кто бы то ни было. Она была его мечтой. Причиной его самоубийства тоже стала она. Не потому что она этого хотела. Просто она знала, любить ей нельзя. Никого. Никогда. Ни за что, как бы этот человек ее ни любил. Та пустота, которая жила в ней не позволяла ей соблазниться ни на какое чувство. А само присутствие в ее жизни Тодда привносило опасность. Он был слишком прекрасен, чтобы в него не влюбиться, поэтому ей надо было жить там, где не будет его. И она его прогнала. А он не смог этого пережить.

Его голос… Она до сих пор слышала его красивый, даже слишком красивый и нежный, золотистый голос, который умолял ее остаться и в пенье и в словах. Но она не осталась, ни остался и он. Кто-то один должен был уйти. Она искоса взглянула на свои вены, слишком хрупкое запястье, его перерезать было бы легче и болезненней, но у нее никогда не хватило бы смелости на такое. Она только могла красиво спеть о самоубийстве и любви между мертвыми, а не живыми, но решиться на такое никогда.

А он решился. Он сказал, что он сделает это, и он сделал. Его голос будет вечно звучать в ее голове и звать.

Пальцы нестерпимо болели, но Ноэль еще сильнее надавила на струны, и все вдруг стало для нее совсем другим.

Какой оглушительный рев. Ноэль и не знала, что своего кумира можно встречать такими воплями. Нарастающий шум напоминал звуки океанского прибоя готового снести все. В прежние времена она предпочла бы оказаться прямо на побережье у скал перед всесокрушающими волнами, чем выйти на сцену освещенную рампой. Теперь все было иначе. Стеснительность и скромность куда-то ушли, будто кто-то стер карандашный рисунок ластиком. Она больше никого и ничего не стеснялась, но и гордости тоже не испытывала. Чем гордиться? Все, что есть у нее пришло из одного далеко склепа… Об этом склепе она сегодня споет.

Ноэль прикрыла веки. От ярких неоновых огней ночного города у нее уже рябило в глазах. От шума перед концертным павильоном у нее разрывало уши. Ее как обычно встречали с помпой, с криками, с гулом аплодисментов. Охранникам придется постараться, чтобы никто из обезумевших фанатов не пробился к ней через ограждение. Наверное, таких яростных поклонников, как у нее, больше нет и не было ни у кого в мире. Глядя на них сквозь тонированные стекла автомобиля, она была уверена, что сейчас они доведены до такого состояния, что готовы убить кого угодно, в том числе и ее саму, окажись она рядом. Она действовала на них, как сирена. Если еще не хуже.