Ирина Малаховская-Пен - Холодная вечность

Костя стряхнул с себя наваждение, и покатил в сторону Позднего. Ему хотелось поскорее проехать пять километров темного леса, и оказаться в доме. Затопить печь на ночь, налить самогона и выпить, закусывая острым салом, тонко порезанным, лежащим на куске черного хлеба. И не забыть почистить лук к салу. Соболев не имел никакого опыта в употреблении домашнего самогона, но был не против приобрести этот опыт. А как? Очень просто, ведь слухами земля полнится. Читал, слышал. Значит, сумеет употребить в удовольствие, по всем правилам. Соболев думал, что картинка, которую он нарисовал себе и держал в голове, с полным ртом слюны, была не так уж плоха. Очень даже хороша и привлекательна была эта картинка.

Гэри лежал у печи, боясь расстаться с косточкой. И не жарко ему? Тем более, после ужина. А консервы алабай заглотил в одну минуту. Соболев накрыл себе поляну, налил в стакан жидкость апельсинового цвета. Выпить и закусить уже хотелось безумно, но Костя на мгновение залюбовался делом рук своих. Всё было красиво, самобытно, и очевидно вкусно. Он махнул полстакана самогона, который оказался ничуть не хуже заморского Джека Дэниелса, а то и лучше. Откусил от сложного бутерброда, – кроме хлеба с салом еще майонез и лук, – и зажмурился от удовольствия. Как же хорошо-то, Господи. Прекрасное тепло разлилось по крови, наполняя её ни с чем не сравнимым чувством покоя и уверенности, и в этот блаженный момент в окно неожиданно постучали. Соболев ощутил лёгкую досаду, но без какого-либо намека на страх. И от души порадовался тому, что успел выпить.

На пороге стояла девица, получающая Cosmopolitan по подписке. Соболев удивился внешнему виду девушки ещё в первый раз. Она была одета чуть ли не по столичному. Хотя, в том, как одеваются в Москве, нет определенной системы, или чёткой моды. Там все ходят, кто во что горазд. Не соблюдая никаких тенденций. Соболеву это нравилось. А вот что касается сельских жителей, в голове Соболева была определенная картинка. Он не встречал ещё в Позднем ни одной женщины, кроме этой модницы, но мужики по внешнему виду вписывались в Костину картинку. Свободные штаны и рубаха, простая брезентовая куртка, кирзовые сапоги – именно так в представлении Соболева и выглядел деревенский мужик. Из особей женского пола в деревне он видел только эту. Уже второй раз. И сейчас она выглядела ещё более стильно, чем утром. Соболев быстро охватил её взглядом и заценил: высокие белые сапоги со шнуровкой впереди, телесного цвета колготки, короткое платье ровного силуэта и ненавязчивого серого цвета, и серое же пальто. Волосы были искусно выпрямлены. В этом Костя не сомневался. Его жена, мучаясь с волнистыми волосами, постоянно выпрямляла их специальным утюжком. Вытягивала, выравнивала. Поэтому Костя знал, что вытянутые в прямые вьющиеся волосы отличаются от природных прямых. На лице у девушки был макияж, скорее дневной, чем вечерний. Вот только глаза накрашены сильнее, чем полагается при скромном деловом мейкапе. Соболев не очень разбирался в моде, но что девушка олицетворяла своим видом слово «стиль» чувствовал даже он. И это было так не по-деревенски. Настолько за рамками его, Соболева, представления о женщине в широкой юбке, или сарафане, непременно в платке на голове. Уставшей от чистки хлева и дойки коровы, и уж конечно, безо всякой косметики. Но чудное видение не было галлюцинацией, оно было прямо перед Соболевым. Девушка стояла и загадочно улыбалась.

– Чем обязан такому приятному визиту?

– Здравствуйте. Меня Надя зовут. А вас?

– Меня Костя.

– На улице к вечеру совсем прохладно…

Да, Соболев, ты болван! Держишь девушку на пороге. Ладно, Надя мёрзнет. Так ведь и дом остынет, что топил, что не топил.

– Хотите зайти?

– Не откажусь. Давай только на «ты», мы в деревне привыкли по-простому, без церемоний.

Надя прошла, скинула пальто Косте на руки, наклонилась и начала расстегивать сапожки.

– Не разувайтесь. Точнее, не разувайся, Надя, не надо.

– Но я же натопчу, как же?

– Ничего. Вытру.

– Можно я всё-таки разуюсь? Непривычно в сапогах по хате.

– Ну, что с тобой делать? Разувайся.

Надя сняла сапоги, прошла к столу и застыла около него, как прекрасная статуя с прямой спиной. Соболеву подумалось, что лучше бы ей прийти чуть позже. Например, после второго стакана. И что ему с ней делать? А ведь и правда… когда он последний раз что-то делал с женщиной? Получалось, что очень, очень давно. Как разладилось с Таней, пока он писал докторскую, так и не было ни с кем, получается. А тут стоит такая красота… Соболев почувствовал естественную тяжесть в нижней части тела. Чтобы не демонстрировать свою реакцию на прекрасную деву, он быстро прошёл к столу и сел, засунув ноги и выдающуюся часть тела под скатерть. Надя, не переставая мило улыбаться, решила наконец-то заговорить: