Акатава Ибис - Морг. Практика

Федор Егорович, наоборот был радостным, живым и немножко любообильным, право ему не везло с женщинами, все они бредили только Александром. Федор часто говорил Саше:

– Санчес, вот что они в тебе находят?

– Не знаю. – Отвечал тот.

– Эх, может ты колдун или шаман? Наколдуй мне женщин.

– Каких?

– Красивых. Да побольше. – Отвечал Егорыч и заливался своим басистым смехом. Санчес только хмыкал и пожимал плечами.

– Не княжье это дело. – Отвечал он и уходил от этого разговора. Но сегодня Александр был в дурном расположение духа, одевшись и выйдя из квартиры, что была на 3 этаже, старого пятиэтажного дома. Его всё грозились снести, а жителей переселить в новый дом, многоэтажны, но что-то всё никак. Саньку, было, честно говоря, всё равно, лишь бы не трогали.

Нет, он не был безразличным в полном смысле этого слова к жизни, к обществу, к людям в целом, но он уже давно перестал эмоционировать или сиять как Егорыч, он просто жил один день, который перетекал в другой, неделя в месяц. Когда это началось Саша уже и сам не смог бы сказать, точно. Просто он стал сиднем и одиночкой.

Идя по заснеженным улицам города и наблюдая, как тот медленно посыпается и оживет, он не чувствовал ничего. Витрины магазинов и магазинчиков, рекламные щиты и новогодние елки, говорящие о приходе нового года, не радовали его и не колыхали его душу, он был безразличен к этому.

Нарядные, искусственные, большие елки возле магазинов и торговых центров, сияли и переливались, первые посетители магазинчиков, кто бодро, кто еще сонно ходили по рядам с многочисленными продуктами и продукцией к праздничному столу и празднику в целом.

Свернув к переулку, что вёл к дому его друга, он ещё сомневался в своём решение, но ноги упорно вели его к дому Петровича.

***

Незначительная боль в области груди, где сердце, медленно стала нарастать, это было, похоже, как если надавить на синяк и начать его растирать, что б разбить сгусток, который образовался при ударе. Медленно, но верно боль в области сердца или может в самом сердце начала нарастать. Уже из синяка она перешла в синятище, не меньше кулака. Грудная клетка не вздрагивала от биения сердца или движений говорящих о вдохе и выдохи, но боль была реальной.

Наконец сердце встрепенулось и сократилось, превозмогая боль от застывших мышц поперечнополосатой мышечной ткани. Медленно сократившись она застыло дольше, чем того надо в этой судороге, затем медленно расслабилось неся за расслаблением поток боли. Теперь казалось, будто из мышцы, которая неритмично и не уверенно начала сокращаться тянут иглу, медленно, ещё попутно проворачивая. Она хотела кричать, но не могла и выдавить ни звука.

Когда наконец-то невидимую иглу извлекли из сердца, а оно пришло в ритм быстрый, как у пташки, настала очередь слипшихся легких. Вдох не получался, казалось, что все альвеолы, что в самом конце бронхиального древа слиплись или схлопнулись. Сердце забилось в конвульсиях, она хотело, но не могла снять эту тяжесть, что придавила ей грудь и не давала вздохнуть. Паника и страх пришёл к ней. Она не могла пошевелиться, она не осознавала себя, не ощущала тела, так такового только этот кусок, где разливалась боль.

Когда паника достигли своего апогея, а сердце зачистило до 100 и выше ударов в минуту и могло разорваться на кусочки, тогда этот долгожданный вдох произошёл. Холод прошёлся по гортани, глотке и проник в легкие, разлепляя слипшиеся, как у машины трубочки, бронхи и проник в альвеолы. Теперь она задохнулась от холода, что сковал на секунду, ей показалась на минуты, все легкие. Затем настал мучительный выдох, она не могла выдохнуть, согретый воздух, полный углекислого газа.

Диафрагма и межреберные мышцы не слушались, не сокращались. Очередной приступ боли, и отчаяние накатили волной. Она хотела кричать, но не могла, хотела биться руками и ногами, не могла, она ничего не могла. Наконец кислород достиг мозга и он начал включаться, соображать, что ему делать. Спустя мучительные тридцать секунд, она выдохнула и вновь вдохнула. Испуганное сердце постепенно стало успокаиваться, входя в ритм с легкими.

Но, на этом не окончились боль и мучения. Теперь кровь разбуженная сердцем и застывавшая в артериях и венах, богатая углекислым газом, начала отмораживаться и медленно, словно ртуть течь, по скованным сосудам, причиняя боль, которая распространялась от головы до шеи, от шеи до плеч и дальше, вниз до самых пальцев рук и ног. Ощущение было схоже с покалыванием, когда отморозил себе конечности и, придя в тепло помещение, они медленно начинают оттаивать, тоже происходило и сейчас.