– Эти на верхней полке лежат! Не полезу!
– Да вы не беспокойтесь, я знаю, где они находятся, – невинным голосом проговорил Серега, – сам достану!
– Вот зараза! – прошипела кладовщица, но дверь открыла. Ссорится с фрезеровщиком именно сейчас в ее планы, видимо, не входило.
Серега проник в помещение, и какое-то время за дверью ничего, кроме обычного глухого ворчания тети Паши, слышно не было. Затем послышался ее громкий недовольный голос:
– Ну, ты скоро там, Николаев?
– Да, всё достал!
– Тогда проваливай скорее, дай спокойно пожрать!
– Сейчас, сейчас, только проверю, как заточена!
– Ты что, издеваешься, сучонок? Да у меня весь инструмент, как бритва острый! – по голосу кладовщицы чувствовалось, что Серега задел ее за живое.
– Дерьмо у вас, а не инструмент, тетя Паша! Готов на бутылку вашей любимой зубровки поспорить, что эта фреза тупая!
– Сам ты тупой, щенок паршивый, ступай отсель, пока я тебе башку этой самой фрезой не отпилила! – не на шутку завелась тетя Паша.
– Зачем башку, когда можно на пальце, например, испытать. Вот смотрите, я сейчас чиркну по пальцу режущей кромкой, и ничего не будет! – невозмутимо продолжал Серега доводить кладовщицу. – Алле гоп, готово!
– Э-эй, ты чего творишь? – завопила не своим голосом тетя Паша. – Ой, батюшки светы! Помогите, люди добрые! Что же это твори-и-ится?!
Послышалась какая-то возня, затем неясный шорох, потом звон разбитой стеклянной посуды и… звук падения чего-то мягкого и грузного. Наступила гробовая тишина. Приоткрылась дверь, и показалось бледная Серегина физиономия:
– Братцы, она кажется… того, дубу дала! – произнес он побелевшими губами.
Наступила немая сцена. Затем на склад забежали двое его товарищей, которые первыми очнулись от оцепенения, и сразу же раздался громкий голос одного из них:
– Да жива она, жива, слава богу! Без сознания только!
Подошедший на шум начальник цеха сразу оценил обстановку. Он тут же вызвал медсестру, которая уже через несколько минут привела тетю Пашу в чувство. Тетя Паша, сидя на полу, крутила головой и ничего не понимала. Рядом с ней лежал злополучный бутафорский палец и разбитый граненый стакан.
Начальник поднял один из осколков и понюхал. Потом заметил бутафорский палец и посмотрел на Серегу, который все это время стоял с низко опущенной головой:
– Твоих рук дело?
Серега обреченно кивнул.
– Так я и знал! Пиши заявление по собственному желанию.
– Олег Николаевич, да я больше никогда, клянусь мамой… – Серега был готов расплакаться. Куда только девалась его бравада.
– А каково было бы твоей маме, если бы ее сына на работе хватила «кондрашка» из-за какого-нибудь олуха? – спокойно спросил Олег Николаевич и подошел к Сереге вплотную: – А ну-ка дыхни!
Фрезеровщик снова опустил голову и неловко дунул куда-то в сторону.
– Опять выпивший? Я же тебя один раз предупреждал! Всё, разговор окончен! Точка!..
Олег Николаевич повернулся к тете Паше:
– А вам, уважаемая Прасковья Васильевна, впредь также будет наука! И еще: заканчивайте-ка и вы с горячительным, пока не поздно. Считайте эти мои слова первым и последним предупреждением!..
С уходом Сереги Николаева присмирела и тетя Паша – после случая с бутафорским пальцем больше никто и никогда не слышал ее грозного рыка.
Так закончилась эта трагикомическая история…
…Я сидел у телевизора, с удовольствием следил за игрой любимых актеров, и меня обуревало чувство гордости за то, что в создании этого и множества других отечественных фильмов, есть частица и моего труда. И еще мне было немного грустно, что к этому волшебству я уже не имею никакого отношения…
Часы на стене пробили два раза. Я тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок. В голову упорно лезли мысли, которые никак не давали мне заснуть. Вот всегда так: стоит Наташе укатить в свою командировку, как на меня тут же свинцовым грузом наваливается проклятая ревность. Нет, за два с половиной года совместной жизни моя жена не дала мне ни малейшего повода заподозрить ее в измене. Скорее наоборот – все её подруги чуть ли не хором завидовали нашему «удивительно гармоничному союзу», ведь мы «так здорово смотримся вместе»!
Вот только почему я не нахожу себе места? Что это – такое болезненно-извращенное чувство собственности, которое обостряется всякий раз, когда собственность слишком отдаляется от владельца?
Я сел на кровати, обхватив колени руками. Надо что-то делать, или за эту неделю бессонных ночей я элементарно сойду с ума! Я скосил глаза на глупые ходики на стене, беззаботно отстукивающие время. Как жаль, что на дворе глубокая ночь, и не с кем посоветоваться… А, может быть, это со мной что-то не так? Может, мне давным-давно пора лечиться в каком-нибудь «нервном» санатории?..
Читать дальше