Леонид Бабанский - Практика соприкосновений

Ю. Медведев, заведующий отделом фантастики журнала «Техника‑молодёжи».

Борис окончил чтение и подытожил:

– Так. Письмишко-то поганое. Дай-ка, я заберу всю эту орфографию вместе с журналом, верну через неделю.

– Что будешь делать?

– Как что? Ответ писать.

– Кому, Медведеву? Да зачем он тебе сдался?

– Ну, я найду, кому, – уклончиво сказал Борис, – имею право! Если я узнал, что есть такая ситуация, то должен принять в ней участие. Всё-таки, учитель я или нет? А раз учитель, так надо некоторых товарищей учить.

– Ты мне, во-первых, друг. Уж во-вторых учитель.

– Тем более!

– А ситуация, Боричка, у нас такая, дай, расскажу!

– Рассказывай, что у вас, в меде, за ситуация.

– У нас на курсе пацан один пропал, Петруха. А через год появился.

Снова на первом курсе. Я встретил его, спрашиваю, ты где был? Он мне такое рассказал – уши вянут. Оказывается, был он в тюряге, год, потом освободился и восстановился.

– Это как же так, – спросил Боря, – такого быть не может. За что его сажали?

– Да ни за что. У нас решили сделать диспут-клуб между мединститутом и политехом. Его организовали в кафе «Три пятака», это на углу Горьковской и Никитинской. С одной улицы номер дома пять, с другой пятьдесят пять. Там места много. Ну, чтобы по-культурному. И Петруха потащился. Но опоздал намного, приходит, а там страшная драка между институтами, уже в разгаре. Ну, диспут, понимаешь? И менты прилетели, тоже человек пять, стали студентов на две группы сортировать, чтобы просеку проделать между ними, да куда там… Студенты тут же объединились и стали ментов бить уже по-чёрному. До такой степени, что сотрудники от студентов стали отстреливаться. Сначала, вроде, в потолок… Когда Петруха понял, что ничего ему здесь не светит и решил оттуда свинтить, уже в самых дверях, как он рассказал, прилетела ему в попу пуля.

– Не врёт?

– Зачем ему врать? Пострадал человек за просто так, ни подискутировал, ни выпил, ни подрался и пулю получил. Вот здорово!

– Потом что было? Я эту историю не слышал.

– Так ваших, из пединститута, и не приглашали! По слабости здоровья. А то бы слышал, наверняка! Потом к нему, в больницу, приходит наш ректор. А он, ты знаешь, кто?

– Кто?

– Крюков, вот кто!

– И что?

– Неужто не слыхал? Да он у нас зав.кафедрой судебной медицины,

доктор наук, автор учебника по судебке, директор Всесоюзного бюро судебной экспертизы! Да я жене его вступительный экзамен сдавал.

– И как успевает…

– Сами удивляемся. И вот приходит он к Петру в больницу, и ботает ему, извините за мой английский, такую шнягу – раз, говорит, пуля из пистолета вылетела и в чью-то задницу попала, то, получается, кого-то надо посадить. Согласен – согласен. А ты зачем, спрашивает ментов бил? Тогда Петруха говорит – как я их бил-то, задницей, что ли? А ректор ему сообщает – какая в этом разница? Ты посиди, подумай, с тебя не убудет. Много не дадут – чистую ерунду. И от зэков прикроют. А как отпустят, я тебя в институте восстановлю. И ты его закончишь – моя, говорит, гарантия. А по-другому ничего не выйдет. Всё-равно ведь плохо учишься.

– И как они решили?

– Договорились. Петруха сел, а шеф его восстановил. Сдержал слово. Он всё выполнит. Если пообещает. И я, Боря, честно тебе говорю, может, не поднимать мне бучу? А то ещё возьмёт шеф и высадит из института? Он у нас человек простой. Ему позвонят – он сделает.

– За что?

– А на комиссии объяснят, за что. За то, что слишком грамотный. И вообще… они литературоведов не готовят.

– Ты комсомолец? – спросил Борис.

– Да.

– Тогда давай не расставаться никогда! О ерунде не беспокойся.

Борис исчез на пару недель, потом объявился, сияющий и довольный.

– Вот, ознакомься!

И положил на стол три печатных листа.

– Уже отправил?

– А как же! Моя инициатива, и ответственность тоже моя. Кстати, коллективная. С Наденькой.

– Кому, Боря? Кому послал-то?

– Ну, копия тебе. Копия главному редактору «Техники-молодёжи». А письмо я направил в ЦК ВЛКСМ, отдел молодёжной печати.

– Посодют… ой, посодют… – бормотал я, читая печатные строки, а Борис только хохотал и отмахивался. В тексте значилось приблизительно следующее:

Уважаемые товарищи… Считаем необходимым высказать некоторые соображения по поводу переписки с Вашим журналом и студентом мединститута, где он высказал несогласие со многими концепциями романа И.А. Ефремова «Час быка». На наш взгляд, о вкусах не спорят, но те мысли автора, которые побудили студента выступить со своим письмом, и у нас вызывают большое недоразумение.