Сергей Жоголь - Шестой

– Володя.

– Ну, земля им пухом. Рабу Божьему Владимиру и Дарье.

Григорич пил не спеша. Большими глотками. Кадык мужчины при каждом глотке двигался, точно маятник. Допив, поставил стакан. Занюхал рукавом. Выдохнул. Отщипнул от батона кусочек, сунул его в рот. Мира поморщилась, и разорвала пачку с чипсами. Сунув в рот парочку, принялась хрустеть. Григорич плеснул себе ещё. Выпил. Мира рассуждала: «Подумать только. Скажешь кому, не поверят. Сижу с каким-то бомжом на кладбище, рядом бутылка, закуска… а что если кто знакомый увидит?»

– А ты, дочка, не бойся. Не увидит тебя здесь никто, – Григорич словно читал её мысли. – Никого здесь нет. Одни вороны да эти… – мужчина развернул сырок. Потрескавшиеся пальцы аккуратно отделяли с блестящую наклейку от неаппетитной желтоватой массы.

– Кто эти?.. – небрежно поинтересовалась Мира.

– Покойнички, – пояснил Григорич, как ни в чём ни бывало. Сунул в рот желтый сырок и стал его медленно пережёвывать такого же цвета зубами. – Они тут только и шастают, больше нет никого.

Быстро же его развезло, хихикнула Мира. Правильно, если стаканами глушить. Пожалуй, пора собираться. Подобру-поздорову. Мира потянулась за сумкой, а Григорич вылил остатки в опустевший стакан и осушил его залпом.

– Ты наверно думаешь, напился дядька? Ум за разум зашёл, а нет! Я в полной норме. Как огурчик…

Так я и поверила, хмыкнула Мира. Все так говорят. Пол литра залил, почти не закусывая, и «в норме». Теперь привидения мерещатся.

– Не веришь, – Григорич покачал головой. – Что такое пол литра для нормального мужика. Да и закуска у меня сегодня царская. Не то, что твои эти – чипсы. Тфу!

Мужчина сплюнул, протяжно шмыгнул носом.

– Вы Василий Григорьевич, как будто мысли читаете.

Григорич развалился на лавке и с важностью заявил:

– Мысли читать пока не научился, зря ты это, а вот норму свою, ещё с молодых лет знаю. Ноль пять принял и шабаш. Что же касается покойников, тоже зря не веришь. Тут они родимые, ходят. Только что-то мало их сегодня. Это от того, что погодка хорошая. Солнышко! Мертвяки больше сырь да холод любят, ну и по ночам конечно…

А я ещё себя сумасшедшей считала. Из нас двоих, «крыша едет» явно не у меня. Это только, гриппом все вместе болеют, а с ума сходят поодиночке. Не я это придумала, а герой известного мультика, а он, если память не изменяет, академиком работает. Значит тоже не дурак.

– И где же они, по-вашему, эти ваши покойнички? – поинтересовалась Мира.

– Да везде. Я правда не всех вижу. Только некоторых.

– И кого же, позвольте узнать?

– Да хотя бы жену свою, Дашу. Вон и брат пошёл…

– Чей брат? – повысила голос Мира.

– Мой! Чей же ещё? Двоюродный брат – Федька, – Григорич указал пальцем в пустоту. – Вон трясётся весь. Вот кто алкаш. Чего припёрся? Могила его, на другом конце. Может к Дашке моей?

Григорич сдвинул кустистые брови, выпятил губу. Мира прикрыла рот рукой. Сцена ревности её очень позабавила. Она покосилась на Григорича. Тот вытянул шею, выдвинул вперёд покрытый колкой щетиной подбородок. А с ним не соскучишься, подумала Мира. Ой. А если он буйный?

Мире почувствовала, как по спине побежал холодок. Сама виновата, сразу надо было от такой компании отказываться. Видно же, что за контингент. Ещё и деньги ему дала. Он же завтра их пропьёт, и не сделает ничего.

– Значит, вы только двоих видите. Жену и братца своего? Больше никого?

– Почему ж никого? Вон там, за стелкой ещё парочка бродит. Тоже мои давние знакомые. Не всех вижу, только тех, кто сам показаться решил. Открылся. О! – Григорич привстал. – Глянь-ка, и твой, похоже, вылез.

– Кто мой?

– Володька. Кто ж ещё? Муж.

Мира встала, отряхнула пальто, ну, это уж слишком. Григорич буд-то и не заметил негодования девушки.

– Бледненький какой, худой, в пятнах, щурится всё время. Отчего он у тебя, говоришь, помер?

Ну это точно перебор, надула губы Мира, но ответила:

– От наркотиков. Передозировка! Только не ваше это дело! Ладно, пойду я…

Она застыла на полуслове, не поверив глазам. Метрах в пятидесяти от лавочки, где они с Григоричем вели беседу, стояла старая знакомая Миры. Тот же чёрный плащ, шляпка с вуалью, те же рыжие волосы, серьги. Мира в очередной раз поразилась холодной красотой таинственной женщины.

– Ну, вот! А вы говорите, что мы одни? А эта? Кто, по-вашему, эта дамочка? Тоже какая-нибудь ваша родственница?

Григорич повертел головой, напрягся.

– Ах, эта? Эта не родственница, – Григорич смотрел совершенно в другую сторону. – Но, раз уж вижу я её, значит, решила она мне открыться. Почему не знаю, но вот решила. Кто она, я не знаю. Знаю лишь, что из пришлых она, «нездешняя».