Джаннет Инг - Под маятником солнца

– Вы хотели сказать, что он подменыш? – спросила я.

– Я ведь не совсем так выразилась, правда? – нараспев произнесла она и раздвинула заросли плюща на дальней стене двора.

Листья и лозы были до того густыми, что казались тяжелым зеленым занавесом. Я вспомнила предупреждение мистера Бенджамина.

Мисс Давенпорт отцепила от браслета ключ и подмигнула мне:

– Не рассказывайте Саламандре, что он у меня есть.

– Не расскажу, потому что не смогу, – ответила я. – Я не встречалась с Саламандрой.

– И это к лучшему.

Она улыбнулась, будто совершила нечто остроумное, и отперла окованную железом дверь, которая пряталась за плющом.

С другой стороны ощерившейся бойницами стены оказался наполовину одичавший, живописно заросший сад.

Окаймленный руинами римских арок и колоннад, он выглядел так, словно давно забытый лорд из прихоти запечатал разрушенную виллу и превратил ее в место для увеселений. Шпалеры придавали розам форму элегантного навеса, укрытого в тени высоких кедров. Сад благоухал, точно церковь. Четыре тропинки рассекали лужайки и приводили к оливковой роще в центре.

Я словно вошла в средневековую рукопись, в освещенный hortus conclusus [24] Hortus conclusus (с лат. «закрытый сад, хортус конклюсус») – латинское выражение, восходящее к цитате из библейской Песни Песней: «Запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник» (Песн. 4:12). Является символическим обозначением Девы Марии. .

– Мило, правда? – спросила мисс Давенпорт, с интересом заглядывая мне в лицо. – Я же говорила, что так и будет.

– Говорили… – пробормотала я.

Посреди оливковой рощи, сразу позади закрученных в спираль стволов деревьев располагался поросший водяными лилиями каменный фонтан. Труба была перекрыта, поэтому прохладная вода оставалась совершенно неподвижной.

Я опустила в нее руку и погладила лепестки лилий. Улыбнулась всей этой красоте. В отличие от блеклой помпезности замка, обнесенный стеной сад превратили в нечто большее. Создавалась иллюзия возвышенной бесконечности, не до конца пойманной и скованной. Точно радуга на воде.

– Какова история Гефсимании? – спросила я.

– Гефсимании? Имеете в виду это место?

– Историю этого замка, этого сада. Он явно старинный. Кто жил здесь до, ну… нас?

Подменышка пожала плечами:

– Никто.

– Но…

– Никто, кого бы я знала, – поспешно добавила она. – Был, конечно, предыдущий миссионер, Рош, но о других мне неизвестно. В конце концов, это место построено на тайнах.

– Слишком уж много тайн, – пробормотала под нос я, но настаивать не стала. Ее первый ответ был многозначительным, хотя и вырвался невольно. Наша словесная баталия слишком напоминала выманивание ответов у школьных учителей, когда ловушки работают лучше, чем упрямые расспросы. И все же кое-что приходилось выторговывать.

Мисс Давенпорт прогуливалась у розовых кустов. Сорвав бутон, она осторожно, один за другим, отрывала у него лепестки, и это занятие полностью ее поглотило.

Ветер шелестел ветвями и доносил сильный аромат мяты, который увлек меня дальше в кедры. Мы с Лаоном любили растирать мяту в ладонях, пока те не пропитывались ее запахом. Разыскивали ее по всей округе или крали из сада Тесси. Смеясь, я напускала на себя важный вид и, провозгласив себя леди из Лондона, мазала мятой за ушами.

Среди деревьев стояла круглая башня, слишком маленькая, чтобы вместить больше одной комнаты.

Висевший над головой маятник солнца придавал камням цвета слоновой кости теплое сияние. Часть башни соединялась с замком узким крытым мостиком. Тот был не из белых камней, а из красного кирпича. Курьезно, конечно, но, пожалуй, не страннее остальной части сада. И, как и весь он, башня казалась застывшим мгновением, которое создала фантазия давно умершего монаха. Я представила, как тень его дрожащих рук ложится на крышку колодца и гладкие бледные камни.

Дверь была слишком велика для башни. Оскаленный молоток позеленел от времени и запачкал мне руки.

Я заглянула внутрь.

– Эй! – мой голос эхом отозвался в каменной зале.

Я осторожно толкнула дверь, и та тихонько скрипнула.

В неподвижном воздухе ощущался привкус меди. Я чувствовала себя так, словно вскрыла древнюю гробницу и вдохнула затхлый дух прошлого.

Солнечный свет лился в окна и пронзал висевшую в этом мнимом безвременье пыль. В дальнем конце залы, за сломанными скамьями и опрокинутыми канделябрами, располагался слегка утопленный в стену алтарь. На нем стоял запрестольный образ – тройная рама из потускневшего золота казалась пустой, цвета панно размыло рекой времени. Их поверхность покрывала многолетняя сажа и грязь от свечей и ладана. Тени укрыли все, кроме позолоченных нимбов над ликами.