До сих пор помню как Марта вызвала нас с Дэвидом к себе в больницу, именно там я увидела их обезображенные тела. Эта неприятная картина настолько сильно врезалась в мозг, что по сей день не могу забыть их перекошенные от боли лица. Она словно напоминание о том, что сделал Дэвида, никак не отпускает и не даёт покоя. Иногда я просыпаюсь среди ночи, из-за того, что мой воспалённый мозг решает сыграть со мной злую шутку, но почему-то вместо рабочих на этих металлических столах вижу Дэвида и Уильяма. Мне приходится лишний раз напоминать себе, что это всего лишь сон, грёбаный сон и ничего больше. И только тогда, когда вижу Дэвида рядом, мирно спящего на моей подушке, страх постепенно отступает и на его место приходит усталость. Я без сил падаю рядом с ним и забываюсь сном, а на утро стараюсь делать вид, что всё нормально. Но не редко случается такое, что ему приходится работать по ночам – с самого вечера и до следующего утра он заседает в мастерской. Тогда моим единственным спасением становится пойти в ванную и умыться холодной водой, она помогает снять наваждение и, наконец взять себя в руки.
Дэвид до сих пор не знает, что чуть ли не каждую ночь меня мучает один и тот же кошмар. С самого начала я приняла решение не говорить ему об этом, не хочу лишний раз беспокоить его. И так проблем выше крыши, а лишний повод для волнения ему ни к чему. К тому же, если он вдруг прознает, не исключено, что тогда будет винить за это себя.
К счастью, у меня самой не было особо времени думать об этом. Весь день был расписан почти по мелочам: утром я посещала занятия Сары, после них помогала убрать спортивный инвентарь, а затем мы вместе шли в салон. Там мы проводили весь оставшийся день. Поток народу на базе просто не иссякал, а мы занимались обучением нового персонала. Только, не понятно зачем, Марта то и дело нас подгоняла, постоянно говорила про какие-то сжатые сроки и была сама не своя.
Иногда, несмотря на наши усилия, некоторым не удавалось добраться до базы, а те, кто выезжал в город по делам, могли попросту не вернуться. Их безжизненные тела находили через несколько дней в совершенно случайном порядке, что в скором времени привлекло внимание местной полиции. Это значительно усугубило дело. Такое не нужное вниманием нам было ни к чему, из-за чего меры по выезду в город стали заметно ужесточаться. Без особой надобности никто не мог покинуть базу, при этом заранее не оповестив об этом Марту, Уильяма или, на худой конец, Билла. Так как бородач отвечал за координацию всех находящихся на базе, а Билл, в свою очередь, за их безопасность.
Все те, кто потом были найдены мёртвыми уже не были такими обезображенными, как первые двое. Но у всех без исключения имелся один и тот же отличительный признак – длинный аккуратный разрез вдоль живота. Поначалу никто не придавал этому особого значения, или же Марта попросту умалчивала, чтобы не наводить ещё большей паники. В такое непростое для всех время, паника явно была лишней.
Но уже чуть позже стали ходить слухи, что это не просто убийства ради мести, а ничто иное, как следствие вскрытия, не просто же так на телах остаются эти разрезы. Отсюда и возник животрепещущий вопрос: зачем Барону это могло понадобиться? То, что это делал он, было понятно без труда, но неужели просто убить было мало? Тут-то и пошли разные догадки о всяких экспериментах, каких-то ритуалах и прочих вудуистских штуках.
На одном из собраний, Марта, наконец поведала нам о своих выводах, тем самым подтвердив общие опасения. Что это не просто месть, ради умершего сынишки, а самая что ни на есть настоящая охота.
Баро н
В который раз я устало потёр переносицу, глядя на своего собеседника. Этот придурок сидел напротив моего рабочего стола, вальяжно закинув ногу на ногу, словно находился в каком-то дерьмовом баре, а не у меня в кабинете. Казалось бы, его совсем не заботит отсутствие одного глаза и шрам на шее. Это была самая малая часть дефектов и увечий, полученные им.
Я с трудом подавил желание огреть его чем-нибудь тяжёлым от такого явного неуважения. Пришлось лишний раз напомнить себе, что период восстановления закончен не до конца, а любое тактическое влияние на его рассудок может негативно сказаться на дальнейших умственных способностях.
Как же он, блин, умудрился вляпаться в это дерьмо? Сколько раз я говорил ему: «Думай, думай, мать твою! Тебе голова дана не только для того, чтобы пить и глазеть на баб. А для того, чтобы думать!». Он смотрел мне в глаза, кивал, а потом всё равно делал по-своему. Чёртов идиот. Даже как-то стыдно… Как вообще это может быть моим сыном? Я не жалел для него ничего: оплачивал всяких репетиторов, курсы и разные другие занятия, так как хотел воспитать настоящего мужчину и достойного приемника. Но, как оказалось, годы обучения, колледж и прочая дребедень, почему-то прошли мимо мозга этого остолопа. Ладно, чёрт с этим. Моей последней надеждой была девчонка, с которой он познакомился во время обучения. Я думал, что благодаря этому он образумиться, а когда после выпуска получил новость о том, что они теперь будут жить вместе – сразу вздохнул с облегчением. Три с лишним года моего спокойствия прошли, как один день, а потом Майкл вдруг заявляться ко мне и говорит, что ему негде жить. Не мудрено, что с девчонкой расстался, видать, бедняжке осточертело терпеть выходки моего нерадивого сынишки. Спрашивать, естественно, я не стал, не моё дело, да и так всё понятно без слов. Делать было нечего, принял обратно в дом, не выгонять же на улицу. Хотя, стоило бы. Я тогда даже не подозревал, чем эта добродетель обернётся для меня в дальнейшем.
Читать дальше