Кирилл Килунин - История моего моря

Я проснулся в семь утра, удивительно отдохнувшим, обе Л залихватски храпели, рядом с балконом на полу бесшумно играла в куклы дочка одной из Л. Этот чудо ребенок всегда просыпался в одно и тоже время, сам умывался, ходил в туалет, после чего снова мыл свои лапки, доставал из сумки любимых кукол и самозабвенно играл. Такой же блондинистый, как и мама, ангел лишь пару раз подходил к непутевой родительнице, чтобы тихо спросить: мама ты спишь? Слыша в ответ: доча, ага. И спустя час со стаканом воды: мама хочет пить. С закрытыми глазами мама поднималась на локте. Утопая в своих длинны светлых волосах. Из под распущенных волос выглядывала обнаженная грудь. И выпивала стакан воды, принесенный ребенком. Так было на протяжении всего нашего отпуска.

Иногда я садил этого ангелочка на свои плечи, когда она уставала в пути, покупал мороженное, и один раз читал сказку из потрепанной книги, оставленной в нашей квартирке предыдущими ее обитателями – такими же, как мы, отпускниками. Несколько раз она как будто случайно называла меня папой, я старался не обращать на это внимание, подозревая, что этому ее научила Л, но возможно сам всего лишь заблуждался.

Так, мы своей маленькой комунной прожили в Туапсе почти месяц, а запомнилось отчаянно мало, лишь одно помню точно – я был тогда счастлив. Вставая пораньше, я часто гулял по дышащему свежестью и солью такому уютному городку, иногда поднимался в горы по крутым тропинкам, а потом, после совместного завтрака, мы все дружно отправлялись к морю и купались и загорали, пока солнце не загоняло нас в тень. Потом закупались на шумном колхозном рынке, готовили, отдыхали, играли в карты, гуляли по вечернему Туапсе, танцевали на сто и одной дискотеке, снова пили вино, много смеялись и улыбались. Однажды, мне показалось, что я вижу рыжий хвост, промелькнувший за угол высокого каменного забора, скрывающего чей-то цветущий фруктовый сад. Но, я тогда не смог вспомнить, чтобы это все могло значить, и решил, что показалось… Я помню как шумело – то самое Черное море, и мерцали заросшие зеленью невысокие горы на горизонте. Я все еще иногда просыпаюсь, ощущая их тень, и еще тень огромного кипариса, которая в моем сознании сливается с тенью уральского кедра.

Я помню бесконечное небо пронзенное стрижами, я лежу прямо на пушистой траве в тени большого старого кедра на одном из трех братьев холмов венчающих заброшенную уральскую деревеньку с говорящим названием Остяцкое. Был здесь когда – то стан гордого лесного племени – остяков, затем деловитее русское селение добытчиков пушного зверя и рябчиков, колхоз – «Богатырь», а теперь – очередная брошенка.

А дед говорит, что эти холмы – древние курганы, которым более тысячи лет и лежат под ними – великие вожди, возможно, тех самых легендарных сибирских скифов, не случайно в начале 20 века один местный крестьянин распахивая поле под пашню, наткнулся здесь на серебряный котел, покрытый местами облупившейся золотой шелухой. Этой самой шелухой два поколения родни удачливого находника лечились в голодные времена от золотухи, пока котел не забрали в местный краеведческий музей в Чердыни, а затем отправили в Санкт-Петербург, где он пропал в каком – из запасников Эрмитажа.

Я знаю, что сибирские скифы были умелыми войнами, украшали свое тело татуировками, изображавшими рыб и хищных котов, поклонялись огненной деве – богине Табите – Весте, поэтому любили магию золота.

Не скифов, не остяков, ни русских здесь нет давно.

Люди всегда уходят, а география места остается, также как некоторые его топографические особенности. Свой кедр – исполин растет на каждом из трех холмов бывшего Остяцкого, вцепившись в эту землю корнями, почерневшими от прошедшего за горизонт времени и безвременья, и ставшими от этого тверже стали. От этого и стоят кедры гордо как войны. Сами выросли? Нет… Думаю, их кто – то посадил здесь когда-то – специально. Возможно, для того, чтобы дух этого священного и почитаемого Отцом – дерева хранил людей, тех, что решили ставить в долине четырех холмов свои дома – жилища из лосинных шкур, землянки, бревенчатые избы и дощаные бараки. Случилось это лет триста или четыреста назад, так как теперь кедры замогучели – в два три обхвата и с полсотни метров до макушки, усыпанной шишками. Так и стоят застывшие в веках истинные стражи этой земли, которым некого охранять, кроме могил забытых предков и развалин домов.